Йозеф Томан - Калигула или После нас хоть потоп

И в самом конце – толпы народа во главе с рыбаками, которые несли на плечах сплетенные из соломы челны. В них покачивались глиняные фигурки членов Нептунова двора: тритоны, наяды, нереиды, сирены.

Желтые челны плавно вздымались в такт музыке, будто покачиваясь на морских волнах. Все было в движении. Пестрая одежда глиняных наяд и нереид напоминала одежду рыбачек. Покачивались челны, фигурки, плечи рыбаков – все плыло и качалось. Ведь море – это наша обитель, наша судьба, наше плодородное и дающее пищу поле. Покачивалось на рыбацких плечах огромное чучело дельфина. Покачивались в руках рыбаков гарпуны, направленные на фантастических морских чудовищ. Общий ритм движения возбуждал и опьянял людей, они шли, раскачиваясь из стороны в сторону.

И все же, несмотря на прекрасное это зрелище, в толпе нашлись недовольные:

– Вы видали, какая прорва тут этих жрецов да их помощников? Клянусь Нептуном! Ну и набралось же дармоедов! А сколько их по всей Италии! Во кому сладко-то живется. Их государство кормит.

– Государство. Конечно. Но только ведь и мы их кормим: жертвами, приношениями, тяжко заработанным денарием, ведь меньше-то они не берут…

– Паразиты!

– Молчи-ка лучше. А то отделают тебя так, что родная мать не узнает!

Но остийский люд не робок. Ему терять нечего, поэтому он выражает свое мнение вслух:

– Проклятые дармоеды!

Между тем процессия пересекла город и остановилась на морском берегу, где за жертвенником стояла большая мраморная статуя Нептуна. Бородатое лицо бога всех вод, соленых и пресных, величественно, как само море.

Божественный взгляд спокойно остановился на толпах людей, на жрецах и их помощниках, которые суетились около алтаря с жертвенными животными.

Главный жрец Нептуна с воздетыми к небу руками, заслонив лицо тогой, обошел жертвенник, славя богов. Потом, склонившись перед алтарем, молил о снисхождении сначала Януса, этого требовала традиция, потом Нептуна, которому предназначалась жертва, и, наконец, Весту.

Голос жреца поднимался ввысь и отчетливо звучал в тишине, нарушаемой лишь треском огней в плошках на пилонах вокруг жертвенного алтаря и криком чаек. Из кадильниц, раскачиваемых четырьмя жрецами, поднимался к небу благовонный дым. И вот взлетели молоты, сверкнули длинные лезвия ножей, упал первый бык, второй, пятый, падали бараны, кабаны, козлы.

Светло-красная кровь взметнулась ввысь, обрызгала ослепительно-белое лицо Нептуна.

Лицо Нептуна, обрызганное кровью, стало жестоким. Бог свирепо глядел на жертвы, на копошащихся внизу людей. Кровь на белом мраморе божественного чела быстро высохла под солнечными лучами и отвратительно пахла.

Жертвоприношение было закончено.

За спиной Нептуна рабы волокли туши убитых животных; из них будет приготовлено угощение для жрецов, мясо жертвенных животных принадлежит жрецам и их помощникам.

Сановные гости готовились ступить на большую трирему, которая должна была первой выйти в море.

Рыбаки торопились к баркам, садились в них со своими семьями, прихватывая соломенные челны с фигурками морских божеств.

Понтифик величаво приближался к триреме. Он знал: сегодня здесь много важных гостей из Рима, сенаторов и магистратов. Лишь Макрона нет, он на Капри, у императора. Дочь его, однако, здесь. Понтифик предложил ей первой вступить на корабль. Недовольные сенаторы были вынуждены смириться.

Валерия прошла мимо них. Она заметила отца Луция. Он пристально смотрел на нее. Рядом с ним старый Ульпий. А вот сенатор Авиола, отец этой… "И она тут", – подумала Валерия, приметив Торквату. Валерия снова посмотрела на Авиолу и побледнела. Старое воспоминанье: александрийский лупанар.

Валерия стиснула зубы, овладела собой. Она миновала ряды гостей. Луций не приехал. Почему? Он обещал ей быть здесь. Валерия старалась подавить в себе гнев и разочарование. Сопровождаемая понтификом. сенаторами и жрецами, она твердо прошла по мосткам, переброшенным с берега на трирему.

Уселась в приготовленное кресло, слегка повернув его. чтобы видеть Торквату.

Снежно-бледные щечки девушки окаймляли золотисто-каштановые локоны.

Волосы падали на худенькие плечи, окутанные дорогой, расшитой золотом столой. Луций не приехал, и разочарование было написано на ее полудетском личике, маленькие руки механически теребили бахрому на одежде. Валерия внимательно смотрела на девушку. Нежная, целомудренная, прелестная. Само очарование.

В один прекрасный день, несомненно в один прекрасный день, Луций пресытится мной, и тогда он отдаст предпочтение этому нежному созданию…

Этой девушке… А потом? Нет! Никакого "потом" не будет!

Так думала дочь Макрона.

Сердце Валерии ожесточилось, стало каменным, в глазах появился холодный блеск. Он не должен наступить этот страшный день! Сколько же времени дать тебе, девушка, чтобы ты забыла Луция? Для страсти и страха и месяц – большой срок. Посмотрим. Если ты не оставишь его, если я не почувствую, что из мыслей его ты исчезла, горе тебе, малютка!

Сервий тоже думал о Луции: сейчас он занят перемещением когорты шестого легиона из Альбы-Лонги на Марсово поле в Риме. Войско – это основа любого выступления против императорской власти. На один шаг они будут ближе к цели.

Трирема вышла в открытое море, за ней – Другие большие корабли, а вокруг, как мухи, роились барки рыбаков.

Восемьдесят гребцов налегли на весла, ветер расправил паруса, и рыбацкие челны вскоре остались далеко позади.

Праздник открытия моря.

Чтобы умилостивить море, с корабля будут сброшены дары земли. Потом авгур выпустит орла, полет которого возвестит, как принял Нептун жертвы и будет ли в этом году милость морякам. Если орел полетит ввысь, слава вам, могущественные воды, и благо нам, людям. Но если орел полетит низко над водой – горе нам, горе кораблям в море!

На носу триремы с эмблемой Рима – "SPOR", – выведенной золотом по пурпурному фону, стоял, воздев руки, понтифик. Он взывал к морю.

Авиола слушал понтифика и подсчитывал. Три корабля он пошлет в Карфаген за кожами, четыре – в Испанию за медью для щитов, пять – в Азию за железом для панцирей и мечей, три – в Сирию и Египет за редким деревом.

Пятнадцать кораблей. А может быть, и двадцать. Клянусь Нептуном, и вправду от моря зависит удача этого предприятия. Я дал понтифику триста золотых, жрецам Нептуна послал трех быков и стадо кабанов. Этого, наверно, довольно. Довольно этого, морское божество? Над кораблем пролетела чайка, и птичий помет испачкал руку Авиолы. Дурной знак! Видно, мало. Нептун слишком требователен. Требовательнее, чем Юпитер и наш покровитель Меркурий вместе. Да и причина есть: вода не суша, риск велик: "Что ж. – думает про себя Авиола, незаметно стирая краем своей сенаторской тоги птичий подарок с руки, – может быть, поможет особый дар Нептуну". Он осмотрел перстни на испачканной руке. Вот этот, со смарагдом. Тонковат, конечно, но смарагд очень хороший. По крайней мере шестнадцать золотых стоит.