Нодар Думбадзе - Не бойся, мама!

– Что ж это получается, брат… Нужно было случиться пожару, чтобы встретились мы?

– Пойдем, Авто! – шепнул мне Пархоменко.

Я повернулся лицом к нашему селу. Оно было тут же, рядом, такое близкое и родное. У ручья стоял Чхартишвили – уставший, грязный, в истрепанной одежде. Мы медленно двинулись. Меня поддерживали Пархоменко и Луговой. Переправившись через ручей, мы подошли к майору. Он не сказал ничего, лишь одобрительно похлопал нас по плечам и внимательно взглянул на мои обгоревшие руки. Пройдя еще несколько метров, я обернулся. Наши солдаты спокойным, деловым шагом возвращались домой – уставшие, обтрепанные и все же довольные и веселые. Вооруженные ведрами, лопатками, топорами, они перебирались через ручей, поднимались по холмику и молча выстраивались за своим командиром. Это была удивительная картина!..

В конце сентября и начале октября побережье – по эту и ту сторону – полно рыбаков. С утра до вечера стоят они, словно изваяния, в двух-трех шагах друг от друга. Время от времени они крутят над головой длинную шелковую леску с грузиком и ловким движением забрасывают ее в море. На самом конце лески – блестящая металлическая приманка в виде рыбешки и тройной крючок. Как только крючок опустится в воду, рыбаки начинают быстро и плавно выбирать леску.

Осенью к побережью идет саргана. Она преследует ставриду и хамсу, гонит к берегу. Окружив скопище рыбы с трёх сторон, косяк сарганы врезается в него, словно голодный волк в овечье стадо. Что тогда творится! Море бурлит и кипит, как вода в котле. Тогда и выходят рыбаки на промысел. С веселыми громкими возгласами тащат они на берег жирную, сверкающую под солнцем саргану.

С нашей вышки все побережье видно как на ладони. На пляже заставы, у небольшого пирса стоят две лодки: одна большая, рыбацкая, другая – поменьше, сторожевая. Лодка поменьше принадлежит нам, на ней по утрам и вечерам старшина Зудов и лейтенант Королев инспектируют побережье. Большая лодка – колхозная. В колхозе есть рыболовецкая бригада, которой руководит Али Хорава. Все лето лодка бригады праздно простояла у пирса. Краска на ней осыпалась, несколько досок сгнило.

Сегодня с утра к берегу привалил целый караван ставриды и хамсы. Перепуганная рыба прямо-таки лезла на пляж. Ватага ребятишек с визгом носилась по воде, пригоршнями выбрасывая на берег рыбу. Потом появился первый – небольшой – косяк сарганы. Словно опытный разведчик, присмотрелся этот «передовой отряд» к скопищу мелкой рыбы и повернул обратно. Теперь начинается! Теперь жди полчищ сарганы!

Я вижу, как бригада Али Хорава хлопочет вокруг своей лодки. Двое заменяют прогнившие доски, другие красят лодку в белый цвет. Сам Али и еще один рыбак возятся с разостланными на песке огромными сетями. Похоже, на днях бригада соберется в море, на ночной промысел. Али придет к майору, попросит разрешения – с наступлением темноты без разрешения Чхартишвили никто не смеет выйти в море. Но Али… Разве может майор отказать в просьбе Али Хорава? Али пробудет в море до утра, а утром он принесет нашему повару лучшую часть улова. Это уж как пить дать! На заставе знают: если уж Али Хорава вышел в море – жди наутро уху и жареную рыбу! И потому сейчас Пархоменко и Луговой, наблюдая за приготовлениями бригады Хорава, молят бога о том, чтобы скорее собрался в поход старый рыбак Али Хорава…

– Добрый вечер, Автандил Джакели!

– Вечер добрый, уважаемый Али!

– Узнал я, ты свободен сегодня.

– Свободен, уважаемый Али.

– А послезавтра кончаешь срок службы, едешь домой.

– Еду, уважаемый Али.

– Рад?

– Еще бы.

Али уселся на край пирса, свесил вниз ноги, не спеша достал кисет, набил трубку, закурил.

– Пошла саргана.

– Видел, уважаемый Али. Утром видел, играла рыба.

– Сегодня ночью выхожу в море.

– С бригадой?

– Нет, с бригадой пока рано, рыба еще далеко.

– Один?

– Почему один? Ты пойдешь со мной.

– Я? Как я?

– Так сказал Чхартишвили.

– Он сам назвал меня?

– Нет, тебя назвал я, он разрешил.

– А… Почему именно я, уважаемый Али?

– Ты нравишься мне… Хочу поучить тебя своему ремеслу… К двенадцати часам будь готов… До свидания!

– Спасибо, уважаемый Али!

Али Хорава выбил трубку, медленно спустился по бетонным ступенькам и зашагал вдоль берега.

Мы плывем по светлой полосе, проложенной лучом прожектора на море. Я сижу на корме, у мотора, Али Хорава – на носу, спиной ко мне. Море чуть колышется, и брызги воды приятно освежают мне лицо. Рыба играет в свете прожектора. Иногда подпрыгивает высоко, серебром мелькает в воздухе и тотчас же со шлепком падает в воду.

По знаку Али Хорава я выключил мотор. Лодка по инерции проплыла несколько метров, потом остановилась и мерно заколыхалась. Луч прожектора переместился куда-то вглубь. Али Хорава развернул сверток, разложил на дне лодки жареную ставриду, мчади, бутылку водки.

– Подкрепимся, – предложил он.

– Может, после, уважаемый Али? Половим пока… – сказал я.

– Ловить еще рано, – ответил он, – рыба пойдет к рассвету…

Он наполнил водкой крохотный рог, молча выпил и налил мне, потом закусил хвостом ставриды.

Я выпил так же молча и тоже закусил ставридой.

– Значит, уходишь из армии? – спросил он.

– Ухожу, уважаемый Али!

– Рад, говоришь?

– Рад, конечно… Но, с другой стороны, жаль расставаться…

– С кем это тебе расставаться жаль?

– Да так… Вообще… Привык я здесь ко всему. Трудно будет забыть…

– Что забыть?

Как вам ответить, Али Хорава?.. Разве сможет Автандил Джакели забыть бессонные ночи и веселые дни, проведенные здесь за эти два года? Сможет ли забыть Щербину, Пархоменко, Чхартишвили? Или ту красивую девушку – учительскую жену Мевнунэ? Или дом на чужой стороне, сгоревший в ту страшную ночь? Или его самого – доброго, мудрого старика Али Хорава? Или… Феридэ?.. Как вам объяснить все это, уважаемый Али? Да и зачем вам знать об этом?..

– Вообще – все… Два года не так просто забыть, – повторил я.

– А сколько тебе лет, сынок? – спросил он.

– Скоро двадцать.

– Двадцать лет – это немало! – сказал он и стал набивать трубку. – Но ты мне не ответил: с чем тебе жаль расстаться?

Али Хорава поднял голову и пристально взглянул на меня. Освещенное луной его худое, изрезанное глубокими бороздами лицо напоминало каменное изваяние. В глазах старика угадывалась какая-то невысказанная мысль. Меня пронзило подозрение.

– Уважаемый Али, – начал я осторожно, – вы что-то не договариваете… Скажите мне прямо…

Он, видно, не ожидал такого вопроса и поэтому смутился Чтобы скрыть смущение, он начал раскуривать трубку. Потом тихо произнес:

– Я жду, что ты сам мне скажешь все… Давно жду!

– Чего вы ждете, уважаемый Али? – вырвалось у меня.