Исабель Альенде - Дом духов

— Ты изменишь свое мнение! — прорычал Эстебан Труэба.

— Сомневаюсь, — ответила дочь.

В том году приезд близнецов в Лас Трес Мариас стал великим облегчением. Они словно внесли поток свежего воздуха в тяжелую атмосферу дома. Ни один из братьев не сумел оценить чары благородного француза, хотя тот приложил немало остроумных усилий, дабы завоевать доверие юношей. Хайме и Николас откровенно смеялись над его манерами, мягкими, словно дамскими, туфлями и его иностранной фамилией, но Жан де Сатини ни на что не обижался. Его всегда хорошее настроение в конце концов обезоружило братьев, и остаток лета они прожили довольно дружно и даже объединились для того, чтобы заставить Бланку изменить свое решение.

— Тебе уже двадцать четыре года, сестра. Хочешь остаться старой девой? — спрашивали они.

Они пытались уговорить ее сделать короткую стрижку и сшить наряды по фасонам самых модных журналов, но она не проявила никакого интереса к этой экзотической моде, которая не смогла бы долго продержаться в деревенской пыли.

Близнецы так не походили друг на друга, что их трудно было назвать братьями. Хайме вырос высоким, сильным, застенчивым и терпеливым. Занимаясь спортом в интернате, он развил мускулатуру атлета, но в действительности считал эти занятия изнурительными и бесполезными. Он не разделял восторга Жана де Сатини, когда тот проводил все утро, стараясь палкой загнать в лунку мяч, ведь гораздо проще было бы положить его туда рукой.

Уже в то время в его поведении стали заметны некоторые странности, которые усилились в дальнейшем. Ему не нравилось, когда рядом с ним кто-то двигался, когда с ним здоровались за руку, задавали интимные вопросы, просили почитать его книги или писали ему письма. Это затрудняло его общение с людьми, но не отдалило от них: через пять минут знакомства, несмотря на его мрачный вид, становилось ясно, что это добрый, наивный и мягкий юноша, который неудачно пытается скрыть эти свои качества, так как стыдится их. Он интересовался другими гораздо больше, чем намерен был это допустить, его легко было растрогать. В Лас Трес Мариас крестьяне-арендаторы называли его «защитник» и приходили к нему всякий раз, когда в чем-нибудь нуждались. Хайме выслушивал их, не задавая лишних вопросов, отвечал односложно и молча уходил, но не успокаивался, пока не решал дело. Он был нелюдимым, и Клара говорила, что и маленьким он не позволял себя ласкать. Еще в детстве его поступки отличались чудаковатостью, он способен был снять с себя последнюю рубашку и отдать другому, что и проделал несколько раз. Чувства и волнения представлялись ему недостойными настоящего мужчины, и только в общении с животными пропадала его чрезмерная застенчивость, он мог кататься с ними по полу, ласкать их, кормить их чуть ли не из ложки и спать, обнявшись, с собаками. Он мог вести себя так же с очень маленькими детьми, когда никто не наблюдал за этим, потому что при людях предпочитал играть роль человека сурового и одинокого. Двенадцатилетнее британское воспитание в колледже не смогло развить в нем сплин, который считался лучшим качеством джентльмена. Он был неисправимо сентиментален, со временем заинтересовался политикой, вал отец, а врачом, чтобы помогать нуждающимся, как подсказывала ему мать, а она его лучше знала. В детстве Хайме всегда играл с Педро Терсеро Гарсиа, но только в этом году он научился им восхищаться. Бланке пришлось пожертвовать двумя встречами на реке, чтобы молодые люди поговорили друг с другом. Пока Бланка нетерпеливо слушала их, страстно желая остаться наконец наедине с любимым; они говорили о справедливости, о равенстве, о крестьянском движении и социализме. Дружба соединяла молодых людей до самой смерти, а Эстебан Труэба даже не подозревал об этом.

Николас был красив, как девушка. Он унаследовал от своей матери нежную, точно прозрачную, кожу, был небольшого роста, худощавый, хитрый и быстрый словно лиса. Обладая блестящими способностями и не прилагая особых усилий, он превосходил брата во всех их начинаниях. Он изобрел игру, чтобы мучить Хайме: подводил его к трудной теме и аргументировал с такой легкостью и убедительностью, что в конце концов убеждал брата в том, что тот ошибается, заставляя признать ошибку.

— Ты уверен, что я прав? — спрашивал потом Николас брата.

— Да, ты прав, — ворчал Хайме, прямота которого мешала ему спорить нечестно.

— Ох! Я рад, — восклицал Николас. — А теперь я докажу, что прав ты, а я ошибаюсь. Я аргументирую это так, как должен был бы аргументировать ты, если бы был достаточно умен.

Хайме терял терпение и накидывался на него с тумаками, но гут же раскаивался, ведь был гораздо сильнее брата и свою собственную силу ощущал как вину. В колледже Николас пользовался своим умом в спорах с другими, а когда чувствовал, что нужно прибегнуть к силе, звал на свою защиту брата, подбадривал его, стоя за его спиной. Хайме привык защищать Николаса и легко терпел наказания вместо него, выполнял его работу и покрывал его вранье. В то время Николаса, помимо женщин, больше всего интересовали способности Клары в предсказании будущего. Он покупал книги о тайных обществах, о гороскопах и обо всем, что имело отношение к сверхъестественным явлениям. В тот год ему захотелось разоблачить чудеса, он купил себе «Жизнь святых» в популярном издании и провел лето в поисках упрощенных объяснений самым фантастическим и героическим поступкам духовного порядка. Его мать смеялась над ним.

— Если ты не можешь понять, как действует телефон, — говорила Клара, — как же ты хочешь понять чудеса?

Интерес Николаса к мистике появился за два года до этого. В конце недели, когда можно было уйти из интерната, он отправлялся к сестрам Мора на их старую мельницу изучать тайные науки. Но вскоре он понял, что не обладал врожденной склонностью к ясновидению, ему пришлось довольствоваться механизмом астрологических карт, карт Таро и китайскими палочками. В доме сестер Мора Николас познакомился с красивой девушкой по имени Аманда, которая была несколько старше его и побудила его заниматься медитацией и иглоукалыванием. С их помощью он позднее вылечивал ревматизм я прочие заболевания, что порой превосходило то, чего достигнет его брат с помощью традиционной медицины после семи лет учебы.

Этим летом братьям исполнился двадцать един год. Николас изнывал от скука в деревне. Хайме следил, чтобы тот не досаждал девушкам, так как считался негласным защитником добродетели в Лас Трес Мариас. Вопреки стараниям, брата Николас сумел обольстить почти всех отроковиц этого края галантным обращением, чего никогда не видели в здешних местах. Остальное время у него уходило на исследование чудес, попытку разгадать Кларины трюки в передвижении предметов силою мысли, да на сочинение пылких стихов Аманде, которая возвращала их по почте исправленными и улучшенными, что ничуть не смущало молодого человека.