Исабель Альенде - Дом духов

— Уже давно я не вижу здесь Аманду, — подсказал Хайме, не в силах побороть нетерпение сердца.

В этот момент Николас вспомнил о девушке и подсчитал, что не видел ее вот уже три недели, что она не присутствовала ни на его провалившейся попытке подняться на воздушном шаре, ни на открытии домашнего производства бутербродов. Он спросил об этом у Клары, но его мать тоже ничего не знала о девушке и даже стала понемногу забывать ее. Ее память неизбежно должна была приспособиться к тому, что через ее дом проходило столько людей, что, как она говорила, сердца не хватило бы сокрушаться обо всех, покинувших его. Тогда Николас решил найти ее, так как почувствовал, что ему не хватает Аманды, этой беспокойной бабочки, и ее молчаливых и жарких объятий в пустых комнатах «великолепного дома на углу», где они предавались этому занятию всякий раз, когда у Клары ослабевала бдительность, а Мигель играл или засыпал в каком-нибудь углу.

Пансион, где жила Аманда со своим братом, находился в ветхом доме, который полвека назад, возможно, и обладал известным блеском, но утратил его, по мере того как город стал строиться на отрогах Кордильер. Его заняли сперва арабские торговцы, которые добавили ему претенциозные фризы из розового гипса, а позже, когда арабы сосредоточили свою торговлю в турецком квартале, владелец превратил его в пансион, разделив на плохо освещенные комнаты, тоскливые, неудобные, с низкими потолками — для съемщиков с небольшими средствами. В узких и сырых переходах вечно царил смрад от дешевых супов и тушеной кочанной капусты. Открыть дверь вышла хозяйка пансиона собственной персоной, рослая, огромная женщина с тройным величественным подбородком и восточными глазами, утопающими в окаменевших складках жира. На каждом пальце у нее были кольца и жеманилась она, как послушница.

— Здесь не принимают посетителей противоположного пола, — сказала она Николасу.

Но тот расплылся в своей неотразимой улыбке, поцеловал ей руку, не отпрянув от облупившегося красного лака на грязных ногтях, пришел в восторг от колец и сообщил, что он двоюродный брат Аманды. Тогда она, побежденная, извиваясь и кокетливо хихикая, со слоновьей грацией повела его по пыльным лестницам на третий этаж и указала на дверь Аманды.

Аманда лежала в постели, укрытая полинявшей шалью, и играла в шашки с Мигелем. Она выглядела настолько бледной и похудевшей, что трудно было ее узнать. Аманда посмотрела на Николаса, не улыбаясь, и даже жестом не давая понять, что рада его приходу. Зато Мигель встал перед ним, подбоченясь.

— Наконец-то ты появился, — сказал ему мальчик.

Николас подошел к кровати и попытался вспомнить прежнюю смуглую Аманду, извивающуюся и пахнущую фруктами, Аманду их встреч в темноте закрытых комнат. Но в сбившейся шерсти платка на серых простынях лежала незнакомка с огромными блуждающими глазами, которая сурово смотрела на него. «Аманда», — пробормотал Николас, взяв ее за руку. Эта рука без колец и браслетов казалась такой беспомощной, словно лапка умирающей птицы. Аманда позвала своего брата. Мигель подошел к кровати, и она шепнула ему что-то на ухо. Мальчик попятился к двери, с порога бросил последний злой взгляд на Николаса и вышел, бесшумно закрыв дверь.

— Прости меня, Аманда, — пролепетал Николас. — Я был очень занят. Почему ты не сообщила мне, что больна?

— Я не больна, — ответила она. — Я беременна. Это слово хлестнуло Николаса, как пощечина. Он отступил так резко, что спиной почувствовал оконное стекло. С того дня, когда он первый раз снял с Аманды одежды, гладя в темноте ее тело и мечтая о его тайнах, он предположил, что у нее достаточно опыта, чтобы избежать неприятностей и не превратить его в отца семейства в двадцать один год, а ее в мать-одиночку двадцати пяти лет. У Аманды были возлюбленные и раньше, и она первая заговорила о свободной любви. Она придерживалась непреложного принципа, согласно которому они останутся вместе, пока будут испытывать симпатию друг к другу, без пут и обещаний на будущее, как Сартр и Бовуар. [43] Бовуар Симона де (1908–1988) — французская писательница, гражданская жена Ж.-П. Сартра. Эта договоренность, которая поначалу шокировала Николаса, потом оказалась очень удобной. Беспутный и веселый, он пустился в любовное плавание, не думая о последствиях.

— Что же будем теперь делать! — воскликнул он.

— Разумеется, аборт, — ответила Аманда.

Николас испытал крайнее облегчение. Он еще раз избежал бездны. Как всегда, когда он играл на краю пропасти, кто-то другой, более сильный, появлялся рядом с ним, чтобы взять на себя все заботы; так было и в колледже, когда он сталкивал мальчиков во время перемен друг с другом, пока они не набрасывались на него, а в последнее мгновение, когда страх парализовывал его, прибегал Хайме и защищал брата, превращая ужас в радость, позволяя ему скрыться среди колонн в патио и выкрикивать оскорбления из своего укрытия, а сам пускал кровь из носа и раздавал тумаки с молчаливым упорством машины. А теперь Аманда приняла ответственность на себя.

— Мы можем пожениться, Аманда… если хочешь, — пробормотал он, стараясь показать себя с лучшей стороны.

— Нет, — возразила она, не колеблясь. — Я недостаточно люблю тебя для этого, Николас.

Чувства его резко переменились, потому что такая возможность не приходила ему в голову. До сих пор его никогда не отвергали и не покидали, и в своих увлечениях он проявлял возможную тактичность, чтобы ускользнуть, не слишком оскорбляя очередную девушку. Он вспомнил о трудных обстоятельствах, в которых оказалась Аманда, одинокая, ожидающая ребенка. Он подумал, что одно его слово могло бы изменить судьбу молодой женщины, превратив ее в супругу одного из Труэба. Эти соображения промелькнули у него в голове в какую-то долю секунды, и тотчас же он почувствовал себя пристыженным и покраснел, поймав себя на подобных мыслях. Аманда вдруг показалась ему великолепной. Ему пришли на память все чудесные мгновения, которые они пережили вместе, когда бросались на землю, выкуривая одну и ту же трубку, вместе испытывая головокружение. Смеялись от этой травы, пахнущей сухим конским навозом и вызывающей легкие галлюцинации. Вспомнил о занятиях йогой и о медитации вдвоем, когда они сидели друг против друга, в полной расслабленности, смотря в глаза и бормоча слова на санскрите, пытаясь достичь нирваны; о том, как они ускользали от чужих взглядов, затаившись среди кустарника в саду, неистово отдаваясь друг другу. Вспомнил о книгах, которые они читали при свете свечи, о бесконечных кружках, где спорили о философах-пессимистах, о неистовом желании сосредоточиться, чтобы привести в движение стол о трех ножках, в то время как Клара смеялась над ними. Он упал на колени у кровати, умоляя Аманду не покидать его, простить и остаться вместе, как если бы ничего не произошло, ведь это не более чем досадное происшествие, которое не может испортить неприкосновенную суть их отношений. Казалось, она не слушала его. Она гладила его по голове по-матерински и как-то отстраненно.