А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)

За это время было убито 1 572 помещика. Против крестьян и заводских рабочих, пытавшихся завоевать себе свободу, Екатерина выслала отборные войска под руководством опытных полководцев. Дворяне победили – вся страна покрылась виселицами, тюрьмы были переполнены.

И Екатерина могла «с чистой совестью» писать Гримму и Вольтеру:

«Маркиз» Пугачёв – случайный эпизод, о котором уже все забыли. Во всей стране царит спокойствие, земледелие процветает. Власть без народного доверия ничего не значит. Свобода, душа всех вещей, без тебя всё мёртво».

После вчерашнего дождя умытые деревья блестели жёлтыми лакированными листьями, озаряемые красноватым отблеском зари.

Первым проснулся сэр Томас Андерсен. Он с сожалением расстался со своими розовыми атласными подушками, обшитыми кружевами, и зевнул. Часы пробили шесть ударов. Сэр Томас Андерсен прислушался: он привык в это время завтракать и уже чувствовал голод. Поэтому он подбежал к постели императрицы и залаял. Моментально всё его семейство проснулось и подняло разноголосый крик. Маленькие чёрные левретки, впервые ввезённые в Россию из Англии доктором Димсдалем, прививавшим Екатерине Алексеевне оспу, занимали в придворном штате почётное место и были весьма требовательны.

Собачий лай привлёк первую камер-юнгфрау Марию Саввишну Перекусихину. Она была уродлива – как и все горничные и фрейлины императрицы – и очень умна. Слово, вовремя сказанное ею, или камердинером Зотовым, или «шутихой» Матрёной Даниловной императрице, расценивалось среди придворных очень высоко. Они же были «глаза и уши государевы» по части всех городских сплетен, родственных ссор и сокровенных домашних тайн лиц, допускавшихся ко двору. Вельможи могли как угодно закрывать ворота и двери своих дворцов, надевать какие угодно костюмы и маски на маскарадах – к утру всё становилось известно императрице.

Мария Саввишна шагнула в спальню и увидела Екатерину Алексеевну уже встающей с постели.

Несмотря на свои пятьдесят восемь лет, императрица обладала красотой и необыкновенной свежестью. Она была несколько полна, подбородок тяжеловат, но открытый лоб, ясные синие глаза, удивительный цвет кожи, манера держать высоко голову, быстрые движения и великолепные белые, хорошо сохранившиеся зубы заставляли забывать о её возрасте. Градетуровый капот с широкими складками и чепец из розового крепа очень её молодили.

Екатерина перешла в умывальную, взяла у калмычки Екатерины Ивановны стакан воды, прополоскала рот; у Марии Саввишны – кусок льда, которым натёрла лицо, вымыла руки и пошла в кабинет. Ей подали чашку кофе. Во всей столице только она одна пила такой кофе. Его уходило фунт на пять маленьких чашек, и когда один из придворных принял из её рук такую чашку и выпил, он упал в обморок. У императрицы было железное сердце. Теперь она выпила кофе, накормила собак бисквитами и перешла в «малую туалетную». Императрица села за туалетный стол из массивного золота, и начался обряд «волосочесания». Екатерина до самой смерти сохранила великолепные, хотя уже начавшие седеть, волосы длиною до пят, и парикмахер Козлов, даже убирая их в «малый наряд», отнимал у неё час времени. Это время отводилось для доклада её кабинет-секретарю Александру Васильевичу Храповицкому.

Храповицкий, высокий, очень полный человек, переводчик, стихотворец и «лёгкого и приятного канцелярского штиля владетель», считался выдающимся чиновником екатерининского времени. Состоя длительно генерал-аудитор-лейтенантом у графа Кирилла Григорьевича Разумовского и секретарём у генерал-прокурора князя Александра Алексеевича Вяземского, Александр Васильевич не только до тонкости изучил «вращение дел государственных», но и приобрёл те придворные смышлёность и ловкость, при которых по одному выражению лица начальника угадывают, в каком духе нужно доложить или повернуть дело. При этом, несмотря на свою тучность, он был чрезвычайно подвижен, а все нужные бумаги составлял с необычайной лёгкостью и быстротой.

Но с тех пор как он определён был состоять «при собственных ея императорского величества делах и у принятия подаваемых ея величеству челобитен», жизнь его резко изменилась. Никогда нельзя было угадать, что скажет эта женщина. Недаром она говорила, что «во всём ставит превыше всего импровизацию». К тому же это был ум, возводивший в правило или закон свою волю, а не мнения других. Ежедневные доклады его превращались в глубокие испытания, и он от волнения потел. Пот градом катился с него, как только императрица его вызывала.

Екатерина Алексеевна удивлялась, приподнимая брови:

– Вы потеете, месье Храповицкий, с чего бы это?

– Сие от забот государственных, – отвечал толстяк.

– От забот, – возражала императрица, – делается альтерация [2]и потом натурально слабит, у вас же гинергидрозис без послабления – сие неестественно! – И посылала его принимать холодные ванны.

Но дни шли, дела осложнялись, и Храповицкий потел всё больше. Сегодня, поднимаясь на второй этаж к «волосочесанию», он обливался потом при мысли о предстоящем докладе. Когда он вошёл в «малую туалетную» и поцеловал полную, белую, надушенную руку Екатерины и взглянул на её лицо, то понял: она не в духе.

Левая бровь была приподнята, синие большие, немного раскосые глаза смотрели неопределённо, у носа – глубокая складка.

– Садитесь, – сказала она своим низким голосом. – Что в перлюстрации?

– Пишет аглицкий посол Фиц Герберт к лорду Элису в Лондон, что светлейший князь Потёмкин из новокупленных в Польше земель, может быть, сделает государство, ни от России, ни от Польши не зависимое…

– Пустое! Далее что?

– Из экстракта, [3]канцлером графом Безбородко вашему величеству завчерась присланного, явствует, что познаётся сближение двора французского с нашим. Франция приготовляет мщение королю прусскому за происки в Голландии и сближение с Англией. Описывается высокомерие короля прусского, его недоброжелательство к нам купно с Англией, а также подстрекательство им короля шведского к нападению на нас и на Данию. Также сообщается о последовании прусского короля секте духов. В Турции великий визирь купно с капитан-пашой в последней аудиенции, данной послу вашего величества Булгакову, большое нахальство проявили. Говорили разные поносные слова и угрожали войной. Далее описывается склонение обстоятельств к всеобщей войне в Европе.

Екатерина Алексеевна закрыла глаза, потом открыла их.

– Сие всё есть инфлюенция [4]короля прусского купно с аглицким двором. Жалко, что не в тех я обстоятельствах находилась, когда на престол вступила, чтобы продолжать войну с Фридрихом. Было бы с ним сейчас то же, что и с крымским ханом. Впрочем, мы за наше правление и не такие потрясения переживали и с честью из оных выходили…