Филипп Боносский - Долина в огне

Он вытащил из заднего кармана игральные кости, подул на них и погладил, любовно посматривая на них.

— Видишь, — сказал он таинственно. Он погремел кубиками у своего уха и, вкрадчиво проговорив: «Иди к папе, деточка!» — бросил их на стол. Выпала семерка. — Сыграем? — спросил он с невинным видом.

Бенедикт ничего не ответил.

Винс снова погремел костяшками, громко чмокнул их и кинул. Снова вышла семерка. Красные блестящие кубики казались Бенедикту воплощением греха, но он чуть не засмеялся, глядя на фокусы, которые проделывал с ними его брат.

— Заметь, выпадать всегда будет семерка, — многозначительно произнес Винс, — даже если кости будешь бросать ты. Хочешь попробовать? Нет? Это обученные костяшки. Они посещали школу. Гляди. — Он снова метнул их, на этот раз небрежным взмахом руки, как бы давая им полную свободу лечь как они захотят, и снова вышла семерка.

— Меня чуть не убили вчера, — сказал он, рассматривая игральные кости и прикладывая одну к другой. — Какой-то молокосос усомнился в моих костяшках и захотел их проверить.

— Ты пойдешь на исповедь в субботу? — угрюмо спросил Бенедикт.

— Обязательно, — не задумываясь, ответил Винс.

— Ты обещал маме. Хоть ее не обманывай.

— Ладно, ладно! — Винс питал к матери суеверную любовь. Я ведь не сказал тебе, что не пойду. Нечего язвить и все время колоть меня. Ведь ты еще не загнал меня в ад!

— Ты туда обязательно попадешь! — вскричал Бенедикт.

— Эх! — ответил, поеживаясь, его брат. — Умру, так стану покойником, вот и все.

— Откуда ты знаешь? — настойчиво спросил Бенедикт.

Винс поднял на него блестящие узкие глаза.

— А ты небось был бы доволен, если бы узнал, что меня уже поджаривают в аду, да, Бенни?

— Нет, — ответил Бенедикт.

— Так почему же ты все время твердишь мне...

— Потому что ты родился католиком, — страстно вскричал Бенедикт. — Ты был на конфирмации, ты исповедовался, ты посещал католическую школу! Вот почему! Потому что ты становишься бродягой и в конце концов угодишь в тюрьму или еще куда-нибудь похуже!

— В тюрьму? — с хитрой усмешкой спросил Винс. — Я слышал, ты был в тюрьме, Бенни? Но, конечно, это вранье!

Бенедикт багрово покраснел и сжал губы.

— Вот те крест! — побожился Винс. Бенедикт вздрогнул. — Когда я услышал это, я чуть было не помер тут же на месте! Исполнилось бы твое желание — я чуть не отправился прямиком в ад! Бенни в тюрьме?! Наш Бенни? Невероятно! Клянусь богом, это так меня испугало, что я чуть было сам не ударился в религию. Я сказал Поджи: если в тюрьму сажают таких людей, как Бенни, а таких ни к чему не пригодных ублюдков, как ты и я, оставляют шататься на свободе, — значит, началось светопреставление! Поджи даже позеленел от страха, когда вдумался в это. — Винс перестал улыбаться и уже серьезным тоном спросил: — Почему они тебя засунули туда, Бенни?

Покраснев еще гуще, Бенедикт стал нехотя объяснять:

— Кто-то подумал, что я стянул тележку. Они выпустили меня, когда узнали, что это сделал не я.

— Черт побери! — сказал Винс, искренне возмущенный. — Разве они не знают, кто ты? Ты стащил тележку! Да ты к чужой пылинке не притронешься! Если эти олухи посадили тебя, — значит, они не могут отличить дыру в земле от дырки... сам знаешь где! Твое место в церкви, а мое — в тюрьме. Кутузка — вот мой дом родной. Там место для таких, как я, а вовсе не для таких, как ты!

— Брось дурачиться, Винс, — сказал Бенни с натянутой улыбкой.

— Я серьезно говорю!

Бенедикт посмотрел на Винса, к оторый, насупившись, курил сигарету. Он устал спорить с братом. «Не все ли мне равно!» — подумал он, но тут же произнес вслух:

— Ты глупец, Винс, настоящий глупец! Думаешь, что нашел на все ответ, потому что не боишься курить, играть в азартные игры, бездельничать! Но бог есть, и есть наказание за грехи. И загробная жизнь. Ведь если бы этого не было, тогда всем миром управляли бы разные воры, грабители, убийцы, злодеи... Ведь тогда им некого было бы бояться!

Винс насмешливо поглядел на него.

— А почему ты думаешь, что это не они хозяйничают повсюду на белом свете?

— Нет, не они, — убежденно заявил Бенедикт. Он вспомнил шерифа Андерсона и закричал с яростью: — Не они!

Винс потер щеку.

— Ах, не знаю, — сказал он с внезапной искренностью. — Я ничего не знаю! Ни о чем не имею понятия! Впрочем, так же, как и ты, — он повернулся к Бенедикту, потом ласково погладил игральные кости, подбросил их и сказал: — Вот на что я полагаюсь. Тут уж я знаю: они всегда будут ложиться семеркой, в-с-е-г-д -a! И пока на земле не перевелись молокососы, которым невдомек, что бывают игральные кости, налитые свинцом, я буду охотиться на таких олухов, а они — на меня. И пойдет игра! Потеха! Я, что ж — я всегда буду твердо знать, что моя семерочка меня не подведет, а они, эти молокососы, ничего знать не будут. Разве только, что их денежки, с таким трудом заработанные, уплывают у них из карманов. А я приберу их денежки к рукам и куплю себе все, что только можно купить за деньги.

— А потом кто-нибудь из них поймет, что ты мошенничаешь, и укокошит тебя.

Винс с философским спокойствием пожал плечами.

— Ну и что же? — сказал он. — Надеюсь только, что это произойдет неожиданно и быстро.

— Но ты же помрешь!

И Винс опять пожал плечами.

— Ты сможешь помолиться за упокой моей души, — ответил он.

Однако он уставился в одну точку и с минуту сидел неподвижно, погруженный в горькие размышления, но потом рассмеялся, передернул плечами, повернулся к Бенедикту, и дразнящий хитрый огонек снова вспыхнул у него в глазах.

— Ты бы посмотрел, какая девка мне повстречалась сегодня, — начал он с восторгом, закатив глаза, но одновременно наблюдая за Бенедиктом. Винс обрисовал в воздухе ее формы: — Вот такая! Ну и молочное хозяйство, скажу тебе! — Он сделал вид, что хочет убедить Бенедикта, словно тот ему не верил. — Клянусь богом, Бенни, — воскликнул он, воздевая глаза к потолку, — я целую милю протащился за ней, только для того, чтобы посмотреть, как она трясет своими прелестями!

— Замолчи, Винс, — попросил Бенедикт хриплым голосом.

Но Винс не унимался.

— Исусе! — кричал он, — мальчик мой, я еле поспевал за нею, я был очень заинтересован, понимаешь, заинтересован! Потом она обернулась и сделала мне знак. Я бы, конечно, отправился за ней и в ад, но меня с моими верными костяшками ожидало одно важное дельце на берегу речки.

Он вытащил из кармана небольшую пачку денег и начал хвастливо считать их.

— Да, — сказал он, — молокососы рождаются каждую секунду. — Он зевнул. — У меня руки устали деньги загребать. — Он взял доллар, неодобрительно посмотрел на него и швырнул на пол. — Как он попал сюда? — спросил он. — Это деньги от девок, по запаху слышно. — Он посмотрел на Бенедикта взглядом опытного человека. — Выброси этот доллар, Бенедикт, когда у тебя будет время.