Филипп Боносский - Долина в огне

Но вот они опять вошли в лес. На этот раз лес был темнее и гуще. «Солдаты здесь никогда никого не найдут!» — ликуя, подумал Бенедикт. Ни одна лошадь не смогла бы продраться сквозь эти заросли и обойти все эти предательски прикрытые провалы в почве. А между тем Литвацкая Яма находилась всего в нескольких милях отсюда; забастовщики проскальзывали ночью домой, чтобы увидеться с женами и поесть, а иногда оставались дома переночевать и ранним утром снова убегали в лес. Некоторые за это поплатились.

И вдруг совершенно неожиданно за навалом шлака Бенедикт увидел несколько хижин, прятавшихся в тени кленов и ясеней, и людей возле них. Бенедикт сразу узнал их. Это были те, кого выселила Компания из домиков, стоявших вдоль Большого Рва, теперь уже не существующего. Они первыми переселились сюда и выстроили эти хижины. Бенедикт вглядывался в лица людей, словно искал кого-то.

Петер провел его мимо наспех сколоченных хижин, напоминающих скорее курятники, чем жилища, и снова они углубились в лесную чащу. Вскоре показались убогие бараки из сырых бревен. Их, видимо, поставили позднее, когда началась забастовка. Они были сколочены из свежесрубленных молодых деревьев; на многих остались ветки с сухими листьями, и ветер шелестел ими. Сверху эти бараки были прикрыты выпрямленными жестяными канистрами. Выкорчеванная почва сильно и терпко пахла дождевыми червями и личинками насекомых. Перед этими жалкими жилищами сидели мужчины на грубых скамьях, которые они уже успели сколотить; двое из них играли в «подковы» [21] Американская игра: «подковы» бросают на колышки, вбитые в землю. , остальные наблюдали. Трое итальянцев утаптывали ногами длинную полоску земли, видимо, намереваясь превратить ее в площадку для игры в «боче». А вокруг сонно гудел лес, приглушая людские голоса, навевая дремоту. Б енедикт молча пошел дальше.

Под густым ореховым деревом, ветви которого были усыпаны зелеными, незрелыми орехами, забастовщики соорудили длинный стол, как для пикника. Скамьи из гладко обструганных досок были вкопаны в землю. За столом сидело пятеро: трое белых и два негра. Перед ними стоял большой коричневый кувшин с пенистым пивом, а дальше на столе были разложены газеты и большая карта, которую кто-то нарисовал карандашом на грубой оберточной бумаге. Присутствующие внимательно изучали ее.

Спутник Бенедикта остановился в нерешительности и поглядел на мальчика, словно прикидывая в уме, стоит ли из-за него прерывать совещание; затем сплюнул и направился к сидевшим. В это время один из них заговорил, и Бенедикт даже мог различить отдельные слова. Он и Петер подошли ближе.

— Поглядите сюда внимательнее, — говорил широкоплечий негр, указывая длинным пальцем на какую-то точку на карте. — Здесь стоят только два солдата, да и те почти всегда пьяны. В глухую, темную ночь я могу проползти мимо них и... — Бенедикт разглядел наконец его лицо, и как раз в эту минуту негр поднял глаза, посмотрел на него и даже подмигнул ему. Бенедикт вздрогнул: эти руки с длинными пальцами однажды держали его за горло, эти глаза свирепо смотрели на него, а голос — теперь такой спокойный — был полон ярости!

— Но, Клиф, — перебил его один из сидевших, — даже если ты проберешься в это проклятое место, что дальше? Брось ты это, оставь их там, где они есть! Пусть государство их кормит! — говоривший ядовито рассмеялся, откинулся назад и поднес ко рту кружку с пивом.

Клиффорд еще ниже склонился над картой.

— Мы выведем наших оттуда! Мы должны показать, что умеем действовать, что им не остановить нас! Мы выведем наших людей оттуда, — и никто больше не пойдет работать на завод...

— Ты беспокоишься о людях там, на заводе? А как же с нами, с теми, которые здесь? — снова прервал его тот же мужчина. — Что нам делать, как продержаться? Представь, что нас найдут?

— Но пойми же, — ответил возбужденно Клиффорд. — Мы должны вывести оттуда всех рабочих, и белых и негров, — надо им показать, что мы можем это сделать. Послушай, ведь они хотят уйти с завода!

— Откуда ты это знаешь?

Клиффорд взглянул на говорившего.

— Знаю! — тихо, с горечью ответил он. — А ты, Типа, — продолжал он, — что скажешь ты?

Бенедикт посмотрел на человека, которого ему поручили найти. Типа был приземистый, темноволосый, с прямыми усиками над верхней губой. Он затряс головой, явно не одобряя план Клиффорда.

— Ты за слишком многое ручаешься, — быстро и резко ответил Типа. — Не суди о тех неграх по себе, Клиф, — сказал он. — Не поверю я, что они хотят уйти оттуда. Они хорошо устроены, им платят. Им обещали постоянную работу...

— Подумай, что ты говоришь, дружище, — страстно перебил его Клиффорд. — Их привезли туда в наглухо закрытых грузовиках, а ты говоришь — они хотят там остаться? Ведь, Типа, возможно они совсем не такие, какими тебе кажутся! Разве они не вступили в бой с этими негодяями, когда те явились, чтобы сжечь их дома? Они дрались за свои бедные лачужки, словно это были дворцы! А шериф думал, стоит ему только сказать им «кш» — и они убегут. Как бы не так! Думаешь, если негры улыбаются, — значит, они счастливы? Да, мы расплываемся в улыбке, Типа, но мы несчастливы! Да, когда появляется Большой Босс, у нас становятся такие же умильные рожи, как у новоприбывших литовцев, — но мы хорошо знаем, почем фунт лиха. Слушай, я готов поставить последний доллар, которого у меня нет, готов поспорить, что негры там, на заводе, за последние дни много о чем передумали. Теперь надо только повести их за собой!

— Нет, тебя самого схватят. — Типа пожал плечами. — Предположим, ты найдешь способ проникнуть туда, но, если тебя оттуда не вышвырнут, я сочту, что тебе здорово повезло!

— Я готов биться об заклад на собственную шкуру! — вскричал Клиффорд.

Петер наконец решился подойти к столу. Он нагнулся и что-то шепнул. Сидящие за столом подняли головы и посмотрели на Бенедикта. У мальчика перехватило дыхание, он в страхе старался вспомнить слова, которые должен передать Типа. Один из мужчин поманил его рукой, и он, напряженно ступая, будто шел по узкой жердочке, направился через расчищенную площадку.

— Что ты хочешь нам сказать? — резко спросил его Типа.

Бенедикт глотнул и ответил:

— Мой отец — на заводе. Он послал меня сказать вам...

— А как ты попал на завод?

Кое-кто из мужчин засмеялся. Краска залила лицо Бенедикта, — ему явно не доверяли.

— Я... я носил моему отцу завтрак.

— Как зовут твоего отца? — снова спросил Типа, нахмурив густые черные брови.

— Блуманис, — отвечал Бенедикт.

И тогда поднял голову мужчина, который до тех пор не отрываясь читал. Он посмотрел на Бенедикта; его широкое, скуластое лицо расплылось в улыбке, и он коротко сказал: