А. Сахаров (редактор) - Александр I

– Кто писал?

– Молодой князь. Извольте взглянуть, его подпись.

Анна хорошо знала почерк Сергея Гарина, взглянула на подпись и узнала его руку. Молодую девушку стало подстрекать любопытство прочитать письмо.

– Письмецо это написал князь, ваш жених, своему приятелю, и совершенно случайно оно попало ко мне в руки-с.

Анна взяла письмо и стала читать; смертная бледность покрыла её красивое лицо.

«Добрый мой друг Пётр Петрович! – начиналось письмо. – Пишу тебе из Москвы. Болезнь удерживает меня, а то бы я давно был в Петербурге. Доктора не пускают. И болезнь моя, скажу тебе, приключилась от семейной неприятности. Тебе известно, поехал я в Каменки с целью испросить разрешение и благословение на мою женитьбу с Анной; мои старики – люди предрассудка – отказали мне: они считают, что брак мой с Анной принесёт бесчестие «имени, дому, роду князей Гариных». Они нашли мне невесту по своему вкусу, с громким именем и с миллионным приданым, впрочем, очень хорошенькую и очень миленькую, и настаивают, чтобы я на ней женился. Но тебе известно моё отношение к Анне: никто, кроме неё, не будет моею женою. Я дал ей слово и сдержу его во что бы то ни стало! Бедная Анна! Что я скажу ей? Она ждёт меня, думает – я привезу согласие. Грубый отказ моих отца с матерью убьёт её, голубку. По получении моего письма сходи, пожалуйста, к Анне, навести её – я давно не пишу ей. Да и что мне писать, чем её порадовать!»

Далее следовала подпись Сергея Гарина.

А как это письмо очутилось у Цыганова – мы сейчас объясним. Как-то Николай зашёл к ротмистру Зарницкому и не застал его дома. Он хотел дождаться возвращения Петра Петровича, пошёл в его кабинет, уселся в кресло и стал от нечего делать в сотый раз осматривать находившиеся в кабинете предметы; его взгляд совершенно случайно упал на распечатанное письмо, лежавшее на письменном столе. Цыганов как-то машинально взял его и стал читать. И представьте его радость, когда он познакомился с содержанием этого письма: оно было от князя Сергея Гарина к ротмистру! Молодой человек не так бы обрадовался находке в несколько тысяч рублей, как этому письму; он дрожащими от радости руками спрятал письмо в карман и поспешил уйти, не дождавшись ротмистра. Доказательство в его руках; скорее к гордой и неприступной красавице.

«Посмотрим, как теперь ты не поверишь мне. Что, помертвела и позеленела! Видно, от злости на своего князька! Любит тебя он, да вот горе – любить-то ему не велят!» – злорадствовал Цыганов, посматривая на отчаяние молодой девушки.

– Я не спрашиваю, как это несчастное письмо попало к вам в руки, – мне всё равно. Но всякая услуга, какая бы она ни была, оплачивается; вот, возьмите и, прошу, оставьте меня, – немного успокоившись, промолвила Анна, подавая кошелёк с серебряной монетой молодому человеку.

– Как, вы даёте мне деньги?! – растерянным голосом, покраснев, сказал Цыганов.

– А что же вам? Вы заслужили это.

– Вы оскорбляете меня.

– И вы ещё можете оскорбляться! Я догадываюсь, как это письмо попало к вам в руки: вы его украли.

– Вы ошибаетесь – я… я нашёл это письмо.

– Нет, вы его украли!

– Анна Карловна! – позеленев от злости, крикнул Николай.

– Да, да, украли, и сделали это с целью. Подите вон, я вас презираю! Ненавижу!

– Молчать, немка! Я научу тебя!

Николай вне себя выхватил из ножен саблю.

– В ножны саблю, мальчишка, не то застрелю тебя, как курицу! – раздался громкий голос позади Николая.

Он быстро повернулся. В дверях стоял бледный, взволнованный старик Карл Гофман; правою рукою он прицеливался в Николая из пистолета.

– Я… я готов дать вам удовлетворение, – как-то растерянно проговорил молодой человек.

– Что такое? Мне драться с мальчишкой! Вон! – крикнул Гофман.

Цыганову не оставалось ничего больше делать, как уйти.

Старик пришёл вовремя; он видел происшедшую сцену между дочерью и Николаем, снял со стены пистолет и взвёл курок. Старик убил бы Цыганова, если бы тот не поспешил убраться…

– Отец, отец, какая я несчастная! – кладя свою хорошенькую головку на плечо отца, со слезами проговорила Анна.

– Что у вас здесь случилось? Расскажи, Анна.

Молодая девушка показала отцу письмо.

– На, отец, прочти.

Гофман прочитал и задумчиво опустил свою седую голову.

– Отец, оставаться в Петербурге больше нам нечего.

– Ты права, Анна, нам надо ехать не мешкая, не дожидаясь возвращения князя.

– Мне хотелось бы с ним проститься…

– Зачем, Анна? Этим ты и себя, и его расстроишь. Мы завтра выедем.

– Так скоро?

– Чем скорее, тем лучше. Пойми, Анна, князь Сергей не может быть твоим мужем: гордые аристократы никогда не примут тебя в свою семью. Имей самолюбие, дочь моя, – пусть князь женится на той аристократке, о которой он так увлекательно пишет.

– Ты винишь Сергея, отец?!

– Оставим, Анна, про это говорить. Одного я тебе желаю: скорее забыть князя.

– Отец, отец! – со слезами упрекнула старика молодая девушка.

– Да, да, Анна, постарайся его забыть.

– Ах, разве это можно! Я до самой смерти буду помнить Сергея!

– Это твоё дело – запретить тебе любить князя я не в состоянии, – но знай: ты должна прервать с ним всякие отношения. Почитай, Анна, себя счастливой, что ваша любовь не зашла так далеко.

– Что ты говоришь, отец! – вспыхнув, сказала красавица.

Отец и дочь стали поспешно собираться в путь; сборы их были невелики, и на следующее утро они выехали из Петербурга в дорожном тарантасе, запряжённом тройкой лошадей.

Нелегко было молодой девушке уезжать, покинуть дорогой ей дом, где она так часто встречала своего возлюбленного. Ей дорог был и Петербург по своим воспоминаниям. По его широким улицам и по тенистым бульварам она часто гуляла с красавцем князем. Сколько было надежд, счастливых, радостных, светлых! И по воле злой судьбы теперь всё, всё рушилось.

«Пусть он будет счастлив с другой, а меня забудет, но я всю жизнь буду его помнить», – думала молодая девушка. Она хотела было оставить письмо князю Сергею, но отец запретил ей это. Анна сильно страдала.

Они выехали за заставу; лошади бежали быстро по утрамбованной шоссейной дороге; скоро Петербург совсем скрылся из глаз наших путников; только высокий шпиль Адмиралтейства виден был, да блестел на солнце своею позолотой крест на Исаакиевском соборе. Но вот и их стало не видно.

Разрыв с отцом и матерью не прошёл бесследно для впечатлительного и нервного князя Сергея Гарина; к этому ещё присоединилась лёгкая простуда в дороге. Морозы стояли очень суровые, а князю пришлось подряд ехать несколько суток. В Москве он принуждён был пробыть больше обыкновенного; лечивший его доктор посоветовал не торопиться с выездом и хорошенько отдохнуть. Волей-неволей князь покорился необходимости и три недели пробыл в Москве. Он снял на время квартиру у знакомого на Арбате, а как только почувствовал себя здоровым, приказал неразлучному своему денщику Михееву готовиться в путь.