А. Сахаров (редактор) - Александр I

– Ты где же остановился? – спросил князь у Цыганова, когда он окончил свой рассказ о молодом Гарине.

– На постоялом дворе, ваше сиятельство.

– Ну, больше там ты не будешь: сегодня же, братец, приезжай ко мне в дом. Места хватит.

– Вы так добры ко мне, князь! Мне совестно, я могу вас стеснить.

– В таком большом доме! Полно, братец! Решено – ты будешь жить у нас.

– Разумеется, живите у нас, – как-то неохотно и лениво промолвила Лидия Михайловна.

– Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство!

– Ну, что за благодарность! Ты расскажешь княгине про Наполеона и про войну: она страстная охотница слушать. Особенно про Наполеона. Этот корсиканец – её кумир.

Владимир Иванович добродушно засмеялся.

– Оставь, князь, говорить глупости! Я не настолько глупа, чтобы преклоняться пред этим бездушным, бессердечным истуканом! Что такое Наполеон? Раздутый гений – не больше…

– Тут, княгиня, я с тобою согласен, но только не забывай и того, что этот раздутый, как ты говоришь, гений завладел почти всей Европой и протягивает свои долгие руки к нашей России, – проговорил Владимир Иванович.

– Поверь, мой друг, русские отсекут ему долгие руки! – возразила мужу княгиня.

– Дай Бог! Ты знаешь, я ненавижу и презираю Бонапарта, но, к моему сожалению, должен сознаться, что он умеет сражаться. Аустерлицкое и другие сражения…

– Но позвольте, князь, Пултусское сражение доказало, что и русские умеют постоять за себя! – твёрдо сказал Цыганов.

– О да! Пултусская битва не дала восторжествовать Наполеону. Этой победой русское войско праздновало воскресение своей славы, минутно поблёкшей под Аустерлицем. Этим сражением руководил Беннигсен? – спросил у Николая князь.

– Так точно, ваше сиятельство, и, как говорят, Беннигсен сделал это вопреки распоряжениям главнокомандующего графа Каменского.

– Хвала и честь Беннигсену. Ведь он подвергал себя большой ответственности, отступая от приказаний главнокомандующего, – сказал князь.

– А ты забыл, мой друг, что сказала Великая Екатерина? – пытливо посматривая на мужа, спросила Лидия Михайловна.

– «Победителей не судят», – ответил князь. – Наш добрый государь вполне оценил заслуги Беннигсена и в пример другим наградил его крестом св. Георгия второй степени и пятью тысячами червонцев.

В продолжение всего разговора Софья молча сидела и старательно вышивала по канве.

– Что же ты, Софья, молчишь и не принимаешь участия в нашей беседе? – обратилась княгиня к дочери.

– Ты знаешь, мама, я так мало понимаю в военном деле, что не решаюсь и говорить про это, – ответила с улыбкой красавица.

В гостиную вошёл Леонид Николаевич Прозоров; в руках у него был большой букет роз. При входе красивого молодого человека княжна радостно побежала к нему навстречу. Владимир Иванович и Лидия Михайловна встали и радушно приветствовали вошедшего.

После обычных приветствий князь познакомил Цыганова с Леонидом Николаевичем.

– Очень приятно, я уже кое-что слышал о вас от Софьи и от Лидии Михайловны, – пожимая руку у Цыганова, проговорил Прозоров. – Вы с войны? Наверное, расскажете нам о действии нашей армии…

– Я совсем забыл, братец, – поздравь Софи: Леонид Николаевич её жених, – проговорил князь.

– Как?! Что вы сказали, ваше сиятельство? – меняясь в лице, спросил Цыганов.

– Поздравь, говорю, жениха и невесту, – повторил князь, показывая на Прозорова и Софью.

– Вот как. Я… я не знал… Поздравляю, княжна Софья Владимировна, и вас, Леонид Николаевич! – Голос у Николая дрожал, он то краснел, то бледнел.

– Что с тобою, братец? – всматриваясь в Цыганова, спросил князь.

– Извините, ваше сиятельство, мне… мне нездоровится.

– Понятно, ты ещё не совсем оправился от раны. Ступай, братец, отдохни. Пойдём, я скажу, чтобы для тебя приготовили комнату.

– Вы так добры, ваше сиятельство!..

Князь и Цыганов вышли из гостиной. Николаю отвели в нижнем этаже просторную, чистую комнату, хорошо обставленную, а для услуг к нему приставили одного из лакеев.

Когда Цыганов остался один в своей комнате, он чуть не со стоном бросился на кровать.

«Замуж выходит! А я было, дурак, надеялся, спешил сюда! Думал заслужить любовь княжны! И заслужил. Эх, судьба, судьба, когда ты перестанешь быть мачехой?! А как хороша, как хороша! Зачем я сюда приехал? Вдали от неё любовь во мне молчала! А как увидал… Да что я? Не завтра её свадьба, ещё времени много. Погоди, барин, без боя я не уступлю тебе красотку!»

В продолжение всего дня Николай не выходил из комнаты; князь присылал узнать о его здоровье.

– Скажи князю, что мне легче. Я никакой боли не чувствую, только слабость, но это скоро пройдёт.

– Обедать сюда подать или пойдёте в столовую? – спросил лакей.

– Я не хочу есть. Поблагодари их сиятельство.

– Слушаю, – злобно улыбаясь, проговорил лакей.

«Ишь, тоже персона! В баре вышел!» – подумал он про себя.

Дворовые князя не привыкли смотреть на Цыганова как на барина, а смотрели как на равного себе и завидовали ему.

Все давно спали в княжеском доме, только не спал один Цыганов, он быстро расхаживал по своей комнате, мрачные, чёрные думы отуманили его голову. Долго он что-то обдумывал. Сальная свеча отекла и горела тускло, но молодой человек не обращал на это внимания.

«Так жить нельзя! Одна мука! Надо решиться! Я – или он, мой разлучник. А нам двоим не жить на белом свете».

Часы пробили полночь; свеча обгорела и погасла, распространяя смрадный запах. Николай лёг, но благодетельный сон бежал от него; только к рассвету заснул он лихорадочным, тревожным сном.

Наступил 1807 год. Русские и французские войска, утомлённые сражениями, отдыхали; боевые схватки на некоторое время прекратились.

Новый год наши приятели – ротмистр Зарницкий и князь Сергей Гарин – встретили на окраине России, почти в виду неприятельских войск. С Зарницким неразлучно находился и молодой казак Александр Дуров. Пётр Петрович полюбил храброго и отважного юношу, да не он один, а все офицеры и солдаты эскадрона, к которому приписан был Дуров, привязались к этому неустрашимому казаку. Некоторые из солдат, смотря на белизну и нежность лица и рук Дурова, разделяли мнение старика Щетины и говорили, что молодой казак – непременно «переряженная девка».

– Эк хватили! – возражали другие. – Будь казак девка, разве бы он так храбро сражался? У девки какая сила! Она горазда веретеном вертеть, а не саблей острой. Нет, братцы, казак – богатырь!

– Только он не из простых.

– Из дворян, говорят.

– То-то очень он бел, руки такие махонькие, да и голосок больно тонок.

– Заговорит – ровно девка, ей-богу!

– Может, и вправду девка.