Григол Абашидзе - Долгая ночь

Царицу уложили и опрыскивали холодной водой, приводя в чувство. Царица открыла глаза, но лежала неподвижно, глядя вверх перед собой взглядом, который всем остальным казался бессмысленным.

На самом же деле перед взглядом царицы стояло то, что она увидела на подносе. В первое мгновение она не узнала, чья это голова, и упала в обморок просто от ужасного зрелища. Теперь она вспоминала черту за чертой, светлые волосы, перепачкавшиеся в крови, усы, шрам на щеке и снова едва не лишилась чувств. Она велела принести мертвую голову и оставить ее одну. Да. Сомнений быть не могло. Это голова ее возлюбленного, ее тайного возлюбленного, с которым так и не удалось разделить любви, — голова Шалвы. Она погладила волосы, поглядела в глаза, уже не выражавшие ничего человеческого, поглядела на черные губы.

Сколько раз в ночном одиночестве и в объятиях другого мужчины она мечтала о прикосновении именно этих губ. Лежала возле хлатского мелика, дарила невольные ласки ему, а в мечтах неотступно стоял золотоволосый грузинский богатырь, человек, наделенный храбростью орла, силой буйвола и сердцем младенца, ее единственный — Шалва Ахалцихели. Царица приникла дрожащими губами к мертвым холодным губам, и раздался вопль, который был слышен далеко от шатра. Содрогнулись все, кто его слышал.

В злополучном лагере на берегу Аракса султан решил оставить лишь маленькую горсть своего войска, ровно столько, чтобы хватило на окружение ставки царицы Тамты. Как раз секретарь султана Несеви слег от лихорадки, поэтому оставшееся войско Джелал-эд-Дин подчинил ему. Несеви было приказано не выпускать хлатскую царицу из окружения, пока не получит известий из Тбилиси.

Отдав это распоряжение, Джелал-эд-Дин сам первый тронул коня в холодные воды Аракса. Войска устремились за ним, и Аракс закипел на много часов, потому что велика, неисчислима была армия объединителя и покровителя мусульман.

Грузины встретили хорезмийцев наспех сформированными войсками. Самый передовой отряд султана им удалось даже смешать и отбросить. Это их воодушевило. Они отошли немного назад и начали укрепляться в ожидании главной армии Джелал-эд-Дина, чтобы в этом сражении раз и навсегда решить судьбу Грузии в ту или другую сторону.

Но в это время с тыла подошла к грузинам армия Киас-эд-Дина, давно уж рыскавшая по просторам Грузии и грабившая мирное население.

Грузины, оказавшись меж двух сдвигающихся камней, успели выскользнуть и устремились на перевалы Лихского хребта, чтобы укрепиться там и защитить хотя бы Имерети, если невозможно отстоять всю страну.

Войска двух братьев соединились. Султан и не посмотрел в сторону удалявшихся грузинских войск. Он быстрым маршем направился прямо к Тбилиси и через несколько дней стоял уже лагерем в окрестностях Соганлуга. Джелал-эд-Дин дал войскам сутки на отдых и только сам не захотел отдохнуть. В сопровождении трех тысяч лучших воинов он выступил, чтобы объехать Тбилиси вокруг, посмотреть на него со всех сторон, оценить подступы к городу, высмотреть слабые места.

С высокой горы смотрел Джелал-эд-Дин на Тбилиси. Он много слышал об этом городе от очевидцев, больше всего от купцов, немало читал о грузинской столице в различных описаниях. Но и рассказы и описания Джелал-эд-Дин считал преувеличенными и приукрашенными. Теперь, глядя на город с высоты, он понял, как жалок человеческий язык и как беспомощны его письмена по сравнению с тем, что можно увидеть своими глазами. Но его сейчас интересовали не красота города и не его богатства. Для него пока что это была крепость, которую нужно взять.

Со всех сторон Тбилиси загородили горы. Кроме этих естественных преград, столицу опоясывала высокая крепостная стена с еще более высокими башнями. Перед самым городом ущелье, прорезанное Курой, резко сужалось. Таким образом, столица Грузии была крепко заперта для любых непрошеных гостей.

В теснине Куры нельзя было широко развернуть войска, а тем более такую армию, какую привел Джелал-эд-Дин. Стенобитных машин у него не было. Карабкаться на высокие стены под градом стрел невозможно. Некоторые эмиры высказали на совете опасения, что взять город не удастся и что нужно держать его в осаде до тех пор, пока все тбилисцы не перемрут голодной смертью.

Кто-нибудь другой, может, и послушался бы их совета, усомнился в быстрой победе и потерял бы надежду, но в жилах Джелал-эд-Дина текла кровь тех отважных предков, тех мужей, для которых трудности не устрашение, а, напротив, ободрение и побуждение к действиям. Такие люди становятся беспомощными и медлительными, когда видят, что желаемое можно взять руками, только стоит нагнуться, и, напротив, они сжимаются, как стальная пружина, когда наталкиваются на препятствие, тем более на такое, которое всем остальным кажется непреодолимым.

Учитывал султан и то, что Тбилиси не был сегодня тем, чем он был до Гарнисского сражения. Основной корень цветущего и могучего дерева Грузии перерублен, да еще Киас-эд-Дин основательно пошарил по селам и небольшим городам.

Джелал-эд-Дин был бы, конечно, еще решительнее, если бы знал, что за день до его подхода к Тбилиси и грузинская царица, и ее визири спешно покинули столицу и обосновались по другую сторону Лихского хребта, а именно в Кутаиси.

Не знал султан и того, что среди властителей Грузии не было единения, столь необходимого в военное, а тем более в роковое для Грузии время. Многих опытных старых военачальников не было в живых. Из оставшихся одни ушли вместе с царицей за Лихский хребет, другие не пошли с царицей, решили остаться в своих разрозненных, разбросанных по грузинской земле крепостях, чтобы в отдельности защищать свои владения. Даже командующие грузинскими войсками, в том числе и Аваг Мхаргрдзели, бросили столицу, оставив там лишь небольшой гарнизон, а сами ушли оборонять свои крепости.

Но султан ничего этого не знал. Он ждал стойкой обороны грузин, он готовился к кровопролитному сражению у стен Тбилиси.

Теперь, в сопровождении трех тысяч отборных воинов, он выехал на разведку, чтобы объехать грузинскую столицу вокруг и все разглядеть. Зрелище, развернувшееся перед ним, увлекло его. Обозревая крепостные стены, подступы к ним и сам город, султан доехал почти до ворот Тбилиси.

Грузины между тем с самого начала следили за движением отряда. Они видели, как он оторвался от главного лагеря, удалился от него на далекое расстояние, приблизился к крепостным воротам. Грузины понимали, что это разведка, и удивлялись не то храбрости, не то беспечности хорезмийцев. Случай был счастливый. Осажденные решили им воспользоваться.

Защитники грузинской столицы внезапно распахнули ворота, и наружу из города стремительно хлынули войска. Джелал-эд-Дин не успел поворотить коня, как завязалась сеча. Султан сразу понял, что нельзя ни спасаться бегством, ни рассчитывать на помощь основных войск. Он принял бой силами своего трехтысячного отряда, чтобы с боем медленно отходить все ближе и ближе к лагерю.