АБ МИШЕ - ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ

Но постепенно заваривались проблемы покруче забастовок. Ему доносили: активизировался Бунд, еврейская социалистическая партия, у них подпольная организация, военные инструкторы, нелегальная пресса, у них свои люди в полиции. Он знал: уже не раз боевые группы бундовцев отбивали атаки варшавской шпаны, охочей до налетов на безоружное гетто. Впрочем, драки с погромщиками - в русле давних традиций. Куда серьезнее известия о левых сионистских группах, особенно среди молодежи. Воспитанные на принципах бой-скаутизма, закаленные еще довоенными потасовками с польскими антисемитами, они берегли и в гетто свои коллективистские привычки: жили

в общих комнатах, одной семьей, спорили о способах борьбы, дружно не сомневаясь в ее необходимости, искали оружия... Этой взрывчатке - только искру. А искра - Черняков знал – в гетто таилась: коммунисты.

Коммунистам здесь приходилось хуже всех. Они были трижды вне закона: как евреи, как подпольщики гетто, как члены партии, запрещенной в Польше с 1938 года. Многолетняя тайная жизнь приучила их к дисциплине и твердости, к высокой технике конспирации. Идейно однородные, самоотверженные - их как раз нехватало пылким сионистам.

Один из видных социалистов-сионистов Юзеф Сак вспомнит позднее: “Канун весны 1942 года. Положение тяжелое, почти безнадежное. Подпольные политические организации... пытались что-то сделать, но царили разобщенность, раскол... Боль и горечь, бессилие и безволие мучали каждого. <...> Именно тогда появились среди нас фигуры Юзефа Левартовского и Анджея Шмидта”.

Их прислал в гетто из Советского Союза Центральный Комитет Польской рабочей партии (ПРП). Пинкусу Картину (псевдоним “Анджей Шмидт”), бывшему капитану интернациональной бригады в Испании, было поручено создать в гетто отряды Гвардии Людовой (ГЛ) - вооруженных сил польских коммунистов.

Черняков мог бы еще уповать на давнишние разногласия сионистов и коммунистов. Но на встрече с лидером левых сионистов Шахно Саганом тихий, спокойный, почти вялый Левартовский сказал бесцветным голосом: “Нас разделяет прошлое и, если доживем, разделит будущее; а сегодня у нас общая судьба - гибель и общая цель - борьба”, - и Саган, а за ним молодые сионисты, согласились. В марте сорок второго года возник в гетто Антифашистский Блок левосионистских групп и ПРП.

Покатилось. Спустя неполные два месяца (Черняков опомниться не успел) у Блока появились полтысячи бойцов, обученных стрельбе, обращению со взрывчаткой, медицинской помощи. Они изучали опыт самообороны в годы царских погромов. Их героями стали революционеры прошлых лет, их авторитетами - собственные боевые командиры “Шмидт”, Анелевич, Тененбаум, Фишельзон.

За эти два месяца Блок наладил контакты с еврейским подпольем в разных городах, с русскими военнопленными в гестаповской тюрьме Павьяк на территории гетто, с польским сопротивлением на “арийской” стороне.

Связи с поляками отыскивал не только Блок, но и отдельные группы - сионисты, коммунисты, бундовцы - по своим каналам. Сложное дело в стране многовекового антисемитизма. По Варшаве шныряли охотники за евреями, выскользнувшими из-за стены гетто, грабили их, сдавали на смерть гестаповцам. Остряки складывали антиеврейские песенки с хвалой Гитлеру. Разномастное польское подполье издавало прессу на все вкусы - бюллетень правого Антикоммунистического Агенства жаловался:

“Немцы обходятся с евреями слишком мягко”. Но подпольщики гетто упорно нащупывали другую Польшу, и уже просочился в гетто с “арийской” стороны ручеек переписки, и уже полька Ирена Адамович (“Ядзя”), помогая евреям наладить связи, бес-

страшно отправилась в гетто Белостока, Ковно, Вильно, Шауляя... Еврейские ветераны Войска Польского отыскали бывших товарищей по оружию в Корпусе Безопасности Армии Крайовой (АК - подпольные вооруженные силы, подчиненные польскому правительству, эмигрировавшему в Лондон) - в результате возникла польская группа капитана Генрика Иванского (“Быстрого”), которая помогала гетто.

Подпитываясь из разных источников, разгорался огонь, и Черняков, даже не зная подробностей и имен, все сильнее ощущал жар. Подпольщики уже успели попробовать свои силы: дважды организовали побеги польских и советских офицеров из тюрьмы Павьяк.

Чернякову - только руками разводить. 15 мая сорок второго года из недр подполья Блок выплеснул свою газету “Призыв”. Черняков читал: “Еврейские массы должны занять почетное место в антифашистской борьбе... Есть такие, которые ждут чуда. Они не отдают себе отчета в том, что только путь борьбы ведет к освобождению”.

- Кретины! - кричал Черняков. - Грязный вонючий листок! Мусор! Демагоги! Я доберусь до них! Головы поотрываем!

Он кричал - про себя и публично - он грозил, ругался... Он вспомнил, как пыталась расшевелить гетто “Молодая гвардия” - организация левых сионистов: то уличная демонстрация с лозунгами борьбы, то тайный смотр боевиков, собрания, речи... Провокации, конечно, но терпимо: дешевые спектакли, почти без публики... Другое дело - газета. Газету читают все. Газета - мина... Нашему стаду да таких умников в пастухи!..

Он их ненавидел.

Не только за то, что они увлекали в пропасть все гетто. Он их ненавидел еще и за чистоту их непримиримости, за безоглядность юной лихости; их боеспособность была высшей формой жизнеспособности, и кому как не им следовало сохранить, пронести в себе сквозь погибель гетто живую силу народа.

Они были такими же, как его сын, который сначала счастливо оказался вдали отсюда, в Советском Союзе, а теперь затерялся в невообразимой какой-то Киргизии, со всеми своими талантами затерялся, может быть, навсегда, - думая о своем мальчике, Председатель Юденрата сразу становился просто несчастным стариком, но он был Председатель, на нем лежала Ответственность, и он не позволял своему лицу смягчиться слезой; он управлял тоской о сыне, разворачивая ее в мысли о молодежи, об евреях, о мифической их судьбе, и любовь к сыну распространялась на умирающий и нетленный его народ, он любил его и спасал, как любил и спасал и этих дураков, слепо прущих под колеса гитлеровской машины; и любя, и спасая, он надрывался: - Они погубят всех! Наша сила - в терпении! Немцы передавят нас, как блох! Одумайтесь, евреи, оглянитесь: пока эти ослы не злили немцев, в гетто еще можно было дышать. А сейчас?

Разве он не был прав? Террор свирепел - немцы душили сопротивление. Их агенты легко прорвали слабую завесу конспирации, и в ночь на 18 апреля гестапо сокрушительно ударило по Антифашистскому Блоку - утром потрясенное гетто увидело на улицах пятьдесят два трупа с черепами, развороченными выстрелами в затылок. Погибли активисты подполья и, для дезориентации уцелевших, несколько незначительных немецких шпиков.