Катарина Причард - Золотые мили

— Он на днях поведал мне о горестных своих злоключениях, — засмеялся Фриско. — В последний раз, когда его зацапали в кабачке, он, кажется, даже напиться не успел. «Жаркий был денек, Фриско, — рассказывал он мне. — Весь день я работал на самом солнцепеке и до смерти захотел пить; зашел в кабачок и только собрался промочить горло, как полицейский тут же меня сцапал. И заперли, как птичку в клетку».

— Уж очень он ловко уговаривал судью отпустить его, — с довольным смешком вставил Динни. — «Есть за мной грех, ваша честь, — сказал Шэк, — но грязи я не люблю. Не засаживайте меня. Я знаю каждую муху в калгурлийской тюрьме, а они там кишмя кишат». Шэк сказал, что тамошний надзиратель отличный игрок в крикет — каждый день практикуется на тюремном дворе и составляет команду из заключенных. Говорит, что им полезно поупражняться. Но он хотел, чтобы Шэк катал за него шары, а на взгляд Шэка, это уж чересчур каторжная работа.

— А помнишь, как судья однажды отпустил его и только предупреждение сделал? — смеясь проговорил Тэсси. — В тот вечер Шэк нализался, как свинья. Его забрали за то, что он поднял скандал на Хэннан-стрит и «в пьяном виде нарушал общественную тишину».

— Мы оба там были, — припомнил Дэлли, — да только я успел удрать, пока фараоны возились с Шэком. Потом уж я зашел в суд, хотел замолвить за него словечко, да ничего не вышло. Фараоны так расписали все, что по лицу судьи уже видно было — закатает он Шэка на шесть месяцев с принудиловкой. Он очень долго распространялся насчет того, что это, дескать, позор — который уж раз предстает этот человек перед судом!

«Что вы можете сказать в свое оправдание?» — спрашивает он наконец Шэка.

«Да что ж, ваша честь? — отвечает Шэк. — Если вы меня засадите в тюрьму — пропасть жизней загубите».

«Как это понять?»

«У моей старой клячи бывают спазмы, и, кроме меня, некому о ней позаботиться», — говорит Шэк.

«И это все?»

«Потом еще моя собака».

«Собака?»

«Она помрет, если ее не кормить. А она только что ощенилась. Четверо щенят. Это уже шесть загубленных жизней».

«Еще что?»

«И еще моя кошка, ваша милость. Вот уже семь жизней».

«Это все?»

«Она только что окотилась. Пять котят. Это уже двенадцать жизней. Так что, говорю я, пропасть жизней вы загубите, ваша честь, засадив меня за решетку».

«Ну, так и быть, — говорит этот старый судейский крючок. — На этот раз я отпущу вас, но делаю вам последнее предупреждение».

Компания лениво рассмеялась. После нескольких стаканчиков Тэсси, Динни и Фриско размякли и молча с удовольствием курили, перебирая в уме всякие истории. Дэлли все не переставал брюзжать.

— Эти фараоны хватают всякого, кто малость выпил, разгоняют народ, не успеет он собраться поиграть в ту-ап, запугивают горняков, чтобы они, упаси господи, не вынесли из забоя крупицы золота… Эдак скоро на приисках и жить не захочется.

— Давно пора взяться за ум, чтобы воздух стал почище, — заявила Салли; она сидела без рукоделья, положив руки на колени: ведь это был праздничный день. — Ту-ап и выпивка губят много хороших ребят. Да еще эта пакость — краденое золото. А после убийства Уолша и Питмена про Калгурли и подавно пошла дурная слава. Порядочным людям даже совестно признаваться, что они живут здесь.

— Ваша правда, мэм, — заявил Фриско. Не то, чтобы он сам так думал, но ему, как всегда, хотелось показать, что он во всем согласен с Салли.

— В наше время все было по-другому, — посетовал Динни. — Может, наш брат, первые старатели, и грубоватый народ и иной раз откалывали невесть что, но у них были свои законы чести, и они умели поддержать в лагерях порядок. Разве хоть один горняк, хоть один старатель мог бы дойти до такого? Подумать только — разрубить людей на куски и побросать в шахту!

— Пока промышленники не завладели приисками, тут и не слыхали ни о каких злодействах и насилиях, — поддержал Тэсси убежденным тоном бывалого старателя. — Мошенники и бандиты появились тут вместе с рудниками, уж это верно. Когда кругом много денег и они легко достаются — жди беды. И виноваты не только те, кто утащит немножко золота или налетит на управляющего и отберет портфель с деньгами — заработной платой рабочих. Может, махинации с акциями, спекуляции и маклерство — это только накипь, но они разъедают горную промышленность, от них повсюду пошло взяточничество и продажность, и сколько уже из-за этого погибло хороших людей! Был тут инспектор, старый сухарь, но вроде как бы порядочный человек, но и у него под конец начались судороги в руке.

— Как это так? — спросила Салли.

Круглая добродушная физиономия Тэсси расплылась в улыбке.

— А вот так, — сквозь смех проговорил он и, сложив пальцы горсточкой, завел руку за спину и помахал ею там. — Доходы слева, ясное дело!

Салли и Фриско дружно расхохотались.

— Когда Джордж Брукмен ездил в девяносто пятом году в Лондон, — захлебываясь от смеха, продолжал Тэсси, очень довольный, что ему удалось позабавить миссис Салли, — он сказал, что Хэннанские прииски тянутся на шестнадцать миль в длину и на четыре в ширину, включают в себя триста разных рудников и среди них нет ни одного дутого, — за это он может поручиться.

— Еще сколько дутых-то! — сказал Динни.

— Неважно, — вмешался Фриско. — Зато, как выяснилось, Большой Боулдер, Айвенго и Лейк-Вью стали давать столько золота, что Брукмену и не снилось. Когда вокруг Золотой Мили поднялся бум, подземные золотые мили были еще недостаточно разведаны, вот что я вам скажу. Площадь Золотой Мили определяли, исходя из наземных границ боулдерской группы рудников. Но ведь на одном Большом Боулдере за тридцать лет проложено двадцать четыре мили штреков, гезенков и квершлагов, а это только один из дюжины рудников, где подземные разработки тянутся на многие мили.

— Площадь западных приисков, то есть золотоносной земли, не считая подземных разработок, доходит до нескольких сотен миль, — сухо сказал Динни. — И за последние тридцать лет эти прииски принесли миллионные прибыли.

— И очень мало что из этих миллионов осталось в нашей стране, — с горечью сказала Салли.

— Дело ясное, — продолжал Динни. — Все золото попадает в руки компаний и биржевых спекулянтов, они душат экономику приисков. Они безжалостно выжимают богатства из рудников, не дают рабочим жить по-человечески, калечат их душу, а не только тело, и теперь уже и среди рабочих есть такие, которые только и думают: вот бы разбогатеть и стать такими же важными шишками, как хозяева.

— А эти важные шишки задают тон. Вы видите, какой они подают пример — губят на рудниках тысячи людей, лишь бы сохранить свои прибыли. Чего уж тут удивляться, если шишки помельче в драке из-за денег пристукнули парочку хозяйских сыщиков! Вот откуда у нас сейчас на приисках столько мерзости. Борьба за существование, борьба за богатство и власть становится все ожесточеннее.