Олег Михайлов - Александр III: Забытый император

В зале стоял большой продолговатый стол, накрытый малиновым сукном; посредине – бутылки с сельтерской; вокруг стола было расставлено двадцать пять кресел. Перед каждым на столе – бумага и карандаш. Посреди стола, спиною к окнам, обращенным на Неву, сел молодой государь, напротив него – министр внутренних дел и диктатор Лорис-Меликов. Лишь одно кресло пустовало.

Александр III вспомнил, как, еще будучи наследником, писал Лорис-Меликову: «Если Николай Николаевич не был бы просто глуп, я бы прямо назвал его подлецом…» Хотя великий князь пользовался любовью среди войск и был возведен за Русско-турецкую войну в звание генерал-фельдмаршала, молодой император считал, что в роли главнокомандующего он проявил себя из рук вон плохо. После третьего неудачного штурма Плевны не более и не менее как предложил на военном совете отвести войска к Дунаю и возобновить кампанию лишь весной следующего года. Слава Богу, батюшка не внял его советам и вызвал генерала Тотлебена, истинного покорителя Плевны, за которую Николай Николаевич почему-то получил Георгия 1-й степени. Нет, военный авторитет дяди Низи раздут. А что он позволяет себе в личной жизни! Сперва жуировал и менял наложниц. А потом при живой жене завел эту танцовщицу Числову…

«Нечистоплотен и глуп», – сказал себе государь.

Еще раз поглядев на пустое кресло с малиновой обивкой, Александр III, уминая в тесном стуле с подлокотниками свое грузное огромное тело, не без некоторого смущения произнес:

– Господа! Я собрал вас сегодня, несмотря на переживаемое нами крайне тягостное время, для обсуждения вопроса в высшей степени важного. Граф Лорис-Меликов докладывал покойному государю о необходимости созвать представителей от земств и городов. Мысль эта в общих чертах была одобрена моим покойным отцом. Он сделал, однако, некоторые заметки, которые нам теперь предстоит обсудить. Но прошу вас быть вполне откровенными и выражать ваше мнение относительно всего дела, нисколько не стесняясь. Вопрос не следует считать предрешенным, так как батюшка прежде окончательного утверждения проекта желал созвать для его рассмотрения Совет министров…

Затем государь предложил Лорис-Меликову прочесть его записку. Она была составлена еще до катастрофы 1 марта, и в начале ее отмечались успехи, достигнутые благодаря примирительной политике. Здесь царь остановил его:

– Кажется, мы заблуждались. – Он встретил горящий из глубоких глазниц взгляд Победоносцева, сидевшего по левую руку от Лорис-Меликова, и густо покраснел.

Граф Михаил Тариэлович продолжил чтение. В записке говорилось о многочисленных беспорядках в местном управлении и необходимости переустройства его на лучших основаниях. Для этого, по мнению министра внутренних дел, необходимо было составить весьма важные законодательные проекты при участии людей, практически знающих условия губернской и уездной жизни. Поэтому Лорис-Меликов испрашивал соизволения в Бозе почившего императора на учреждение особой редакционной комиссии, в которой помимо должностных лиц участвовали бы и представители земства и городов. Комиссия после первоначального обсуждения должна быть затем преобразована в общее собрание под председательством лица, назначенного государем императором.

– Предложенные меры, – закончил Лорис-Меликов, – были одобрены покойным государем и утверждены ныне царствующим императором…

– Господа! – явно волнуясь, сказал Александр III. – Я еще раз прошу, ввиду крайней важности предлагаемой меры и тех последствий, к которым она может привести, высказаться совершенно откровенно. Вы не должны стесняться ни одобрением покойного государя, ни моему к ним отношению… Сергей Григорьевич, – обратился он к Строганову, – что думаете вы?..

Родившийся в царствование Екатерины Великой, сын знаменитого красавца барона Строганова, воспетого Байроном и убедившего Геккернов стреляться с Пушкиным, выдающийся археолог и бессердечный эгоист, граф Сергей Григорьевич с презрением поглядел на либералов. Ему ли, знававшему таких деятелей, как Державин, Кутузов и Аракчеев, соратник старовера Шишкова, слушать эту лукавую армянскую лису! Настал, наконец, черед разделаться с иллюзиями, которыми тешил себя покойный государь.

Строганов оперся на костыль узловатыми руками и заговорил:

– Ваше величество! Предполагаемая вами мера, по моему мнению, не только не своевременна при нынешних обстоятельствах, но просто вредна! – Он возвысил старческий альт. – Она вредна потому, что с принятием ее власть перейдет из рук самодержавного монарха, который теперь для России безусловно необходим, в руки разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде. В последнее время и без предполагаемой новой меры власть значительно ослабла. В журналах пишут бог знает что и проповедуют всевозможные доктрины. Дошло до того, что, как я слышал, сам министр внутренних дел признал необходимым призвать к себе этих щелкоперов-журналистов, чтобы потребовать от них некоторой умеренности. Не так ли, Михаил Тариэлович?

– Ваше величество! – возразил Лорис-Меликов. – Граф Сергей Григорьевич не совсем прав. Я не видел редакторов повременных изданий с осени. Но с разрешения вашего я действительно объявил им через начальника Главного управления, а не сам, что если в каком-нибудь периодическом издании будет напечатана статья о необходимости конституции, то такое издание будет мною немедленно прекращено! В силу особого полномочия, дарованного мне вашим величеством. Угроза эта, кажется, подействовала…

– И слава Богу! – воскликнул Строганов. – Но, государь, подобная мера не будет уже возможна, если вы вступите на путь, вам предлагаемый. – Он приподнялся из кресел немощным телом и неожиданным басом прогудел: – Путь этот ведет прямо к конституции, которой я не желаю ни для вас, ни для России!

Александр Александрович мрачно отозвался:

– Я тоже опасаюсь, что это – первый шаг к конституции… – Он грузно, так что жалобно запищало кресло, повернулся влево, где сидел председатель Комитета министров Валуев: – Граф Петр Александрович! Вы, как председатель комиссии, которая рассматривала проект, вероятно, пожелаете высказать ваш взгляд…

– Ваше императорское величество! – с легкой гнусавостью начал Валуев. – Не могу разделять тех опасений, которые только что были высказаны глубокоуважаемым графом Сергеем Григорьевичем. – Легкий поклон в сторону Строганова. – Предполагаемая мера очень далека от конституции. Она имеет целью лишь справляться с мнением и взглядами людей, знающих более, чем мы, живущие в Петербурге, истинные потребности страны и ее населения. В пределах необъятной империи, под скипетром, вам Богом врученным, обитают многие племена, из которых каждое имеет неоспоримое право на то, чтобы верховной власти вашего величества были известны его нужды…