Олег Михайлов - Кутузов

Произвела впечатление и супруга полковника Майтейфеля. Несмотря на то что она находилась в интересном положении, отважно явилась на бал и была красива, кокетлива, ловка...

– О, эта польская кровь! Сколь она будоражит и пьянит! – сказал себе Михаил Илларионович, поворачивая назад, к своей палатке. – Ведь графиня Мантейфель – урожденная Залесская...

Кутузов опасался, что его здоровье, и без того слабое, будет подорвано непрерывным бдением. Лишившись одного глаза в шестьдесят лет, он страшился теперь потерять и второй.

«Беда в том, что нету того, что меня всегда поддерживало, – рассуждал он сам с собой, – веселости по вечерам. Но этого теперь, при беспрестанной заботе, иметь никак нельзя. И еще: не дать себя затуманить лестью!»

Лесть, лесть! Как она вредна, как разъедает душу и усыпляет бдительность! В Бухаресте и Яссах заслуги его преувеличивают и во всем ему льстят. Тут недолго и возомнить! Дворянство подарило Михаилу Илларионовичу богатую табакерку с бриллиантовой осыпью, с миниатюрой и безмерно хвалебной надписью. Даже художник, написавший в Бухаресте его портрет, явно переусердствовал.

– Все убеждают меня, – усмехнулся Кутузов, подходя к палатке, – что портрет похож чрезвычайно. Но тот, кто на нем изображен, для меня, право, слишком молод. Да и в чертах куда благообразнее, нежели оригинал!..

Дав себе небольшую передышку, Михаил Илларионович вместо положенного всякому смертному вожделенного сна вновь перенесся помыслами к делам бранным.

При всех прежних главнокомандующих война с турками развивалась по одному и тому же плану.

С наступлением тепла русские войска переходили на правый берег Дуная, одерживали победы, которые перемежались с неудачами, а с наступлением холодов возвращались восвояси. Предшественники у Кутузова были превосходные: Михельсон, Багратион, Каменский 2-й. Истинные ученики Суворова, они били турок в открытом поле, брали штурмом крепости, делали глубокие рейды внутрь Добруджи и Болгарии. Но враг, словно сказочный дракон, у которого отрубалась одна голова, вновь оживал, усиливался и нависал над южными границами России. А ведь на западе все шло к войне, и какой войне!..

– Да, Бонапарт, Бонапарт! – повторял Михаил Илларионович, вспоминая все каверзы и интриги французов в пору своего сидения в Константинополе. – Сколь нужен теперь ему еще и азиатский союзник! Ведь вся континентальная Европа, за исключением Испании, в его власти!..

Он еще раз мысленно оглядел ход всей кампании.

Летом 1809 года Багратион перешел Дунай у Галаца, занял большую часть Добруджи и одержал блестящую победу при Рассевате. Затем русские обложили крепость Силистрию. Престарелый великий визирь Юсуф-паша двинулся на ее освобождение, но в бою при Татарине был задержан Багратионом. И все же превосходство турок в численности, недостаток продовольствия и сильное развитие осенью болезней в русских войсках вынудили Багратиона вернуться в конце года на левый берег Дуная.

В следующем, 1810 году русская армия под начальством Каменского переправилась через Дунай у Гирсова. Действия героя недавней финляндской войны вначале были удачны. В первых числах мая русские взяли штурмом Базарджик, а затем овладели Силистрией. Однако попытка овладеть другой крепостью – Шумлой была отбита. Несчастным оказалось и сражение под Рущуком, во время которого русские потеряли свыше восьми тысяч убитыми и ранеными. Неудачи эти в какой-то степени были вознаграждены победой при Батине, где только число пленных турок насчитывало пять тысяч. Но глубокой осенью армия вынуждена была вернуться обратно за Дунай.

В итоге кампания 1810 года стоила русским тридцать шесть тысяч выбывших солдат, однако нисколько не продвинула вперед дела: неприятель не желал покориться. И чем ближе надвигалась гроза с запада, тем труднее становилось принудить турок к миру. А главное – сил сделалось вдвое меньше. Для охранения от Наполеона границ со стороны Австрии и Польши из Молдавии было выделено пять дивизий. У Кутузова оставалось теперь менее 46 тысяч солдат против 70-тысячной неприятельской армии.

О близости войны с Францией говорили все. Даже посол Наполеона граф Лористон, который навещал в Петербурге дом Екатерины Ильиничны, однажды сказал ей:

– Этот год, я надеюсь, пройдет спокойно. Но за будущий уже не отвечаю...

Превосходно понимая стеснительное положение русских, турки, поощряемые Бонапартом, готовились воспользоваться возникшим преимуществом.

Султан Махмут II сместил великого визиря Киюра Юсуфа Зию-пашу, лишил его имущества и изгнал в Демиотику, недалеко от Адрианополя, где некогда проживал бежавший из России Карл XII. Великий визирь был старый и слабый человек. На его место назначен назир Браилова Решид Ахмед-паша. Махмут надеялся, что новый великий визирь возвратит турецкому полумесяцу хотя бы немного прежнего блеска.

Ахмед-паша узнал о своем назначении в Адрианополе и тотчас, не дожидаясь, пока присланы будут к нему полагающиеся в таких случаях сабля и почетная шуба, направился в Шумлу с пятью тысячами новоизбранных войск, за которыми должны были следовать отряды, сформированные в провинциях европейской и азиатской Турции. 12 апреля 1811 года в качестве великого визиря и главного предводителя османских сил он въехал в укрепленный лагерь, где ему была вручена государственная печать. Получив сведения о слабости русской армии, Ахмед искал решительного боя.

Это мнение великого визиря всемерно старался поддержать Кутузов.

М. И. Кутузов – М. Б. Барклаю-де-Толли. 20 мая 1811 года.

«План войны оборонительной, поставляя меня в зависимость поступков неприятеля, согласно оным и движении мои располагать я должен; но не упущу случая, чтобы не воспользоваться всяким необдуманным шагом неприятеля...

Идти к визирю в Шумлу, атаковать его в сем сильном натурою и некоторою степенью искусства утвержденном укреплении и невозможно, и пользы никакой бы не принесло, да и приобретение такового укрепления по плану войны оборонительной совсем не нужно; но может быть, что скромным поведением моим ободрю я самого визиря выйти или выслать, по возможности, знатный корпус к Разграду или далее к Рущуку, и если таковое событие мне посчастливится, тогда, взяв весь корпус графа Ланжерона и весь корпус Эссена 3-го, кроме малого числа, который в Рущуке остаться должен, поведу я их на неприятеля; на выгодном для войск наших местоположении н-е укрепленного Разграда, конечно с Божиею помощью, разобью я его и преследовать могу по плоскости и за Разград верст до 25 без всякого риску».

Русская армия твердо стояла на Дунае.

Дунай! Судьбоносная для Кутузова река. Мысленно спускаясь по его течению, Михаил Илларионович, страница за страницей, вновь перелистывал книгу своей жизни.