Олег Михайлов - Кутузов

Пален не просто играл с огнем – он давно ходил на волосок от гибели.

Однажды, когда он явился с утренним докладом во дворец, Панин сунул ему в передней императорских покоев очередную записку от великого князя. Граф Петр Алексеевич, полагая, что у него достаточно времени, собирался тут же прочесть ее, написать ответ, а бумажку, переданную ему, сжечь. Внезапно из спальни вышел государь. Он подозвал к себе Палена, затащил в свой кабинет и запер дверь. Генерал-губернатор едва успел спрятать записку в правом кармане сюртука.

Император был в самом хорошем настроении. Он стремительно ходил взад и вперед по кабинету, по своей давней привычке беспрестанно откидывая руки назад, говорил о самых невинных вещах, смеялся, шутил. Вдруг он вплотную приблизился к Палену, взял его за лацканы и быстро и картаво сказал:

– Я хочу порыться в ваших карманах. Посмотреть, что у вас там. Наверняка какое-нибудь любовное послание...

Граф Петр Алексеевич почувствовал, как в жилах у него испаряется кровь.

– Ваше величество! Что вы делаете? Оставьте! – нашелся он. – Вы не выносите запаха табака. А я много нюхаю. Мой носовой платок весь в табаке. Вы запачкаете руки и после будете страдать от неприятного запаха.

Павел отскочил от него со словами:

– Вы правы! Фи, какая гадость!..

После высылки Панина из Петербурга Пален оказался главным распорядителем заговора. Он нуждался в надежных исполнителях и возлагал надежды на обиженных императором екатерининских вельмож. Воспользовавшись однажды добрым настроением государя, граф Петр Алексеевич глубоко растрогал его, описав, как страдают выгнанные из полков и исключенные из службы офицеры и генералы от горя и нужды. Два часа спустя фельдъегеря скакали во все концы империи, чтобы вернуть в столицу всех сосланных.

В конце 1800 года три брата Зубовых и генерал Бенкигсен были уже в Петербурге. Вместе с князем Яшвили и генералом Уваровым они составили ядро заговора...

Михаил Илларионович с величайшим вниманием следил за происходящим в столице. Он ведал обо всем.

Да и как мог он оставаться в неведении, если сестра Зубовых Ольга Александровна Жеребцова перед отъездом в Англию несколько раз собирала заговорщиков в петербургском доме у Екатерины Ильиничны!..

Пален не единожды издали заводил разговоры о том, что-де пришла пора действовать, но Михаил Илларионович всякий раз уклонялся от их продолжений, начиная рассуждать в ответ, как крут император и сколько осторожностей требуется от его верноподданных. Однако, отлично сознавая всю опасность и даже вредность правления Павла Петровича для России, издали способствовал успеху заговора.

В то же время он не без оснований полагал, что его явная и все увеличивающаяся близость к особе императора может навлечь после свержения Павла месть Палена. Уже существовал список лиц, которых предполагалось арестовать: обер-гофмейстер граф Кутайсов, обер-гофмаршал Нарышкин, адмирал граф Кушелев, граф Ростопчин. Среди прочих там значился и преданный государю шеф лейб-гусарского полка генерал-лейтенант Кологривов.

Кутузов обиняками сумел внушить Палену, что разделяет его взгляды, ровно ничего не сказав при этом и ничем себя не запачкав. Михаил Илларионович был осведомлен о судьбе хитроумного де Рибаса, заговорщика, который заколебался и, оказавшись в фаворе у Павла, принялся, как всегда, вести двойную игру. И кажется, был отравлен.

«Желал остаться самым хитрым, – сказал себе Кутузов. – А в результате перехитрил самого себя...»

Михаил Илларионович даже страшился того, что государь сделает его петербургским генерал-губернатором вместо Палена. Тогда он неукоснительно последует долгу. Дело, право, простое! Арестовать полсотни гвардейских офицеров да нескольких вельмож, возвращенных Павлом из ссылки. Но что же будет дальше? Крутая прилипчивость императора грозила обернуться бедой для любого из его фаворитов. Сколько уже видел Кутузов тому примеров! Павел сослал Аракчеева и Ростопчина, а теперь в любой час мог излить свой августейший гнев и на Палена. Впрочем, Петр Алексеевич уже испытал на себе меру немилости его величества, когда в феврале 1797 года, за мнимые почести при встрече опального князя Платона Зубова, был выключен из службы...

И вот теперь нелепая жестокость по отношению к семейству Рибопьеров!..

14 февраля 1799 года семнадцатилетний Александр был определен Павлом к себе флигель-адъютантом. Но красивого и горячего юношу еще тогда едва не погубило внимание, которое оказывала ему по прежнему знакомству фаворитка Павла Анна Петровна Лопухина.

...Во время коронации императора в Москве было множество всяких торжеств, празднеств и балов. На одном из них молодая девушка, отмеченная исключительной прелестью, может быть, по ошибке, а может быть, с намерением, подошла к императору и просила протанцевать с ней полонез. Государь был крайне польщен. Отец ее, Петр Васильевич Лопухин, и мачеха, Екатерина Николаевна, тотчас же попали в милость. Все семейство получило приглашение переехать в Петербург, где Павел осыпал их отличиями и почестями. Петр Васильевич был возведен в княжеское достоинство, супруга пожалована в статс-дамы, а старшая дочь получила шифр фрейлины ее величества.

Государь навещал Анну Лопухину каждое утро и часто бывал у нее по вечерам. Чтобы отвлечь общее внимание, он заказал себе карету, напоминающую цветом герб князя Лопухина, а для лакеев придумал какую-то малиновую ливрею. Разумеется, посещения эти ни для кого не были тайной. Но все совершенно верно полагали, что в отношениях, столь быстро начавшихся с девушкой, державшей себя всегда строго, не могло быть ничего предосудительного.

«Да! – подумал Кутузов. – И здесь император не похож на свою любвеобильную мать. Ведь и первая фаворитка Павла Нелидова была лучшим другом императрицы Марии Федоровны и никогда не забывала чувства долга...»

Но, строго соблюдая пристойность, император требовал ее и от окружающих, а особенно от приближенных лиц. Этим ловко воспользовалась мачеха Лопухиной. Она злилась на падчерицу за то, что та никак не хотела выпросить у Павла Анненскую ленту для ее любимца Федора Петровича Уварова, и решилась отомстить. Исполнение по-женски коварного плана облегчалось тем, что дом Лопухиных соединялся внутренним переходом с покоями их друга князя Долгорукова, у которого вечерами молодежь собиралась на танцы.

Однажды Павел спросил у Екатерины Николаевны, как княжна проводит время.

– Покуда она на моих глазах, государь, я могу за нее отвечать, – сказала мачеха. – Но она пропадает все вечера у Долгорукова. И я уже не имею возможности за ней следить.

– Что же она там делает и кого видит? – обеспокоился Павел.