Катарина Причард - Крылатые семена

— Идти так идти, — ворчливо сказала она Динни. — Надо поскорее с этим разделаться.

Сиделка, которую Динни уже видел в прошлое свое посещение, провела их наверх к Пэдди. Салли она улыбнулась, как старой знакомой.

— Здравствуйте, миссис Гауг, — сказала она. — Вы меня, верно, не помните, а я вас знаю.

— Ваше лицо знакомо мне, — отвечала Салли, — но я…

— Я вам все объясню потом, — сказала сиделка.

Она прошла вперед — стройная, грациозная фигурка в белом халате; отвороты ее большого чепца колыхались словно крылья.

— Миссис Гауг и мистер Квин пришли навестить вас, сэр Патрик, — сказала сиделка, склоняясь к своему пациенту, который, видимо, задремал.

— Ох! Миссис Салли! — воскликнул Пэдди, и подобие прежней ухмылочки проползло по его изнуренному болезнью лицу. — Так вы все-таки пришли! Я знал, что вы придете… чтобы свести со мной счеты.

— Я давно покончила с вами все дела, — отрезала Салли. — Динни сказал, что вы хотите мне что-то сообщить, и я пришла, чтобы выслушать вас, вот и все.

— Присядьте, — сказал Пэдди, насупившись. — Ничего с вами не случится, если вы посидите возле меня… пока я буду говорить…

Он дышал тяжело, прерывисто. Сиделка подала ему лекарство. Пэдди выпил его и с трудом перевел дыхание. Он, видимо, испытывал злорадное удовлетворение оттого, что заставил Салли прийти к нему.

— Вам, небось, приятно видеть меня в таком состоянии. Жалкий, больной… Впрочем, денег у меня еще достаточно, куча денег… Этого ведь я и добивался — денег. Ну что ж, и добился. А как?.. Это вы не хуже меня знаете. Но покаяние облегчает душу, если верить отцу Флину, и, кажется, уже настало время замаливать грехи.

— Никогда и ничем вы не искупите зло, которое причинили мне и моей семье. — Салли говорила решительно и бесстрастно: пусть не воображает, что она пойдет с ним на мировую.

— Так и знал, что вы это скажете.

Несмотря на свою слабость и постоянную, неутихающую боль, Пэдди, казалось, получал своеобразное удовольствие, забавляясь враждебностью Салли. С язвительной усмешкой разглядывал он ее суровое поблекшее лицо и прямую неподвижную фигуру.

— А ведь вы не все знаете. Я потерял кучу денег, когда Пэт и Пэм — этакие свиньи неблагодарные — отказались от моих услуг. Но я еще богат… И уж если говорить начистоту, так начало этому богатству было положено много лет назад, в тот день, когда я украл акции у вашего Морри…

Ну вот, теперь она знает. Пэдди осклабился, наблюдая за Салли. Глубоко запавшие глаза его блестели, бледное лицо с дряблыми, обвисшими щеками сохраняло обычное вызывающее и наглое выражение.

Салли посмотрела на него, и ее руки в поношенных лайковых перчатках непроизвольно сжались.

— Не скажу, чтобы я жалел об этом, — хихикнул Пэдди и продолжал безжалостно: — Морри всегда был простофилей, ему бы нипочем не извлечь из этих акций того, что сумел извлечь я. Он бы все равно проиграл их в карты или потерял в каких-нибудь дурацких спекуляциях. Ну, а я держался крепко, пока акции Большого Боулдера не поднялись в цене. С этого ведь я и полез вверх, а там и пошло, и пошло.

— Да, это даже помогло вам засадить Морриса и Тома в тюрьму и отнять Эми у Дика. — Голос Салли прозвучал жестко, деревянно, словно хруст сухих сучьев под ногами.

В первую минуту можно было подумать, что ее слова произвели впечатление на Пэдди и он удручен сознанием своей вины. Но почти тут же он поднял в знак протеста свою костлявую руку. На мизинце сверкнул бриллиант, и этот блеск отразился в глазах Пэдди.

— Вы не можете винить меня за Эми, — с некоторым даже торжеством воскликнул он. — Я любил ее… не меньше, чем Дик. Клянусь богом, я бы и сейчас снова все сделал, чтобы заполучить ее.

Салли встала. Динни понял, что она узнала от Пэдди то, что ей было нужно.

— Нет, нет, постойте, не уходите! — обеспокоенно воскликнул Пэдди. — Я еще не сказал, зачем просил вас прийти. Я намерен оставить вам пять тысяч фунтов стерлингов по моему завещанию, миссис Салли. Пусть для вас это не может служить искуплением моих грехов… Но я скоро умру, и это облегчило бы мою душу, если бы…

— Нет, вам не откупиться от меня деньгами, Пэдди Кеван, — сказала Салли; голос ее дрогнул от гнева и боли, порожденных откровенностью Патрика Кевана. — Мне не нужны ваши проклятые деньги. Если только ад существует, вы, надеюсь, попадете в самое пекло. И будете страдать не меньше, чем страдали из-за вас Моррис, и Том, и Дик. Вы разбили Дику жизнь. Вы с детства обманывали и грабили людей и никогда ни о ком, кроме себя, не беспокоились. Мне не нужно вашего раскаяния, я вас никогда не прощу. И я не верю, чтобы вы искренне сожалели о своих злодеяниях. Вы сами признаете, что и сейчас не остановились бы ни перед чем, чтобы заполучить Эми. На этом свете вам удалось увильнуть от кары за ваши гнусные, злые дела. Так будьте же вы трижды прокляты, и пусть господь покарает вашу душу, если только она у вас есть, и да не будет вам покоя на том свете во веки веков, аминь!

— Не говорите так, — вскрикнул Пэдди, закрыв лицо руками и отшатнувшись от Салли.

— Нет, я буду говорить, — сказала Салли. — Хотя, конечно, я предпочла бы видеть, как вас покарают здесь, на земле, за совершенные вами преступления. Ваши покаянные слова и показное раскаяние не помогут вам укрыться от возмездия. Разве этим искупишь зло, которое вы причинили людям, разве воскресишь мертвых?

Сиделка, стоя у окна, распутывала шнурок оконной шторы и что-то негромко напевала про себя. Она, казалось, была совершенно безучастна к разговору, происходившему за ее спиной.

— Замолчи! — неожиданно рявкнул Пэдди. — Не говорил я тебе разве, черт тебя побери, чтобы ты не смела петь эту проклятую песню! Вечно она ее поет, — захныкал он, в изнеможении откидываясь на подушки, бледный и потный. — Я не желаю этого больше терпеть, не хочу, чтобы мне все время тыкали в глаза мое прошлое, изводили меня!

Салли думала, что Пэдди вывела из себя манера сиделки с рассеянным видом напевать себе что-то под нос, но девушка обернулась к ней и внимательно посмотрела на нее большими карими, очень красивыми глазами.

— Эта песня напоминает сэру Патрику о некоторых неприятных для него вещах, — невозмутимо сказала она. — А я пою ее потому, что я — дочь Маританы.

И тут Салли вспомнились слова этого напева: «О Маритана, дикий цветок…»

— Я здесь ни при чем, говорю тебе, ни при чем! — закричал Пэдди. — Я не убивал Маританы… если ты это хочешь сказать своей дурацкой песней. Всем известно, что Фред и Маритана повздорили. Это Фред убил ее… Да и он этого не хотел. Просто несчастный случай. Ну, а потом уж ему волей-неволей пришлось спрятать куда-то ее труп.

— Но ведь это вы сказали ему, что Маритане надо раз и навсегда заткнуть рот?