Катарина Причард - Крылатые семена

Она рассмеялась; ее разбитая вера в него, страстный гнев и боль — все вылилось в этом горьком смехе.

— Теперь все кончено. Вы просто нелепый и жалкий человек!

Да, Фриско был нелеп и жалок в эту минуту: он испуганно тянулся к ней, придавленный, растерянный. Тщетно пытался он иронической улыбкой замаскировать свое замешательство. Жесткие седые волосы на его голой груди заставили Салли подумать о том, как он стар, этот закоренелый Дон-Жуан.

— Я люблю тебя, Салли, — угрюмо сказал Фриско. — Ты знаешь, что я люблю тебя. На черта мне нужна эта женщина.

— Нет, как вам это нравится! — миссис Руни затряслась от негодования. — Кажется, еще час назад я была для вас и «сдобной булочкой» и «самой сладкой утехой» на Золотой Миле.

Салли шагнула к двери.

— Очень сожалею, что потревожила вас. Но мне нужно было знать.

Теперь ей хотелось одного — выбраться отсюда как можно скорее. Однако миссис Руни отнюдь не собиралась выпустить ее так легко.

— А вам не мешало бы извиниться! — закричала она, воинственно наступая на Салли. — Врывается в квартиру, беспокоит меня и полковника де Морфэ! Тоже мне выискалась — фря какая! Да у тебя не больше на него прав, чем у меня. Он получил от тебя все, что ему было нужно, и если теперь ему захотелось кого-то помоложе и погорячей, нечего его за это винить.

— Я и не виню, — сказала Салли.

— Я люблю его, а вот что ты его любишь, нипочем не поверю! Любила б, так не бросила б! — не унималась миссис Руни, злобно тараща свои раскосые глаза и запахивая грязное кимоно, раскрывавшееся на жирной дряблой груди.

— Все ясно, — решительно сказала Салли.

— Салли! Салли! — Натыкаясь на стулья, Фриско устремился за ней. Полураздетый, с всклокоченными волосами, он пытался выбежать в коридор. Миссис Руни втащила его назад в комнату.

— Куда вы в таком виде! — завопила она. — Хотите осрамить меня? Уже и так все в доме знают, что миссис Гауг взломала у меня дверь. А что я буду делать, если это дойдет до мистера Линдсея?

Салли быстро шла по коридору. Дверь в помещение конторы Фриско была полуоткрыта, и она мельком увидела миссис Дру, которая сидела за столом, уронив голову на руки. Но Салли не могла сейчас думать о Норе. Она не могла думать ни о чем: перед глазами у нее стояла квартира миссис Руни — розовый фламинго, непристойно подмигивающий с грубо намалеванной картины на стене, голая женщина, торопливо метнувшаяся за стеклярусную занавеску, и Фриско — на кушетке среди разбросанных в беспорядке плюшевых подушек с пестрыми аляповатыми аппликациями!

Мучительная ревность, затуманившая ее рассудок, заставившая ее взломать дверь в квартиру миссис Руни, улеглась. Мысль о том, что Фриско убил ее веру в него ради этой глупой нечистоплотной женщины, которая была любовницей другого, не причиняла ей больше боли. Салли была оглушена, раздавлена и не столько возмущена поступком Фриско, сколько пристыжена тем, что могла так обманываться на его счет. В конце концов, как сказал сам Фриско, она ведь знала его нрав. И все же, несмотря на это, она связала себя с ним и создала в своем воображении вымышленный образ этого человека, чтобы оправдаться в собственных глазах. А теперь ей были ненавистны и эти ее иллюзии и он сам.

— Вы должны простить его, миссис Гауг, — сказала Нора, придя на другое утро к Салли. — Вы не можете себе представить, как он убит. Вернулся вчера в контору, как подкошенный свалился на стул и сидел так, не шевелясь, почти до утра; я боялась его оставить. Потом пришел папа узнать, что со мной случилось, и мы отвели его к нам домой.

— Вы очень добры, Нора, — сказала Салли. — Но дело ведь не в прощении. — Она улыбнулась, и губы ее задрожали. — Это как с Шалтаем-Болтаем, который упал со стены. «Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая собрать!»

— Это ужасно, — вздохнула Нора. — Что с ним теперь будет? Вы знаете, миссис Гауг, ведь, правду сказать, он даже не виноват. Ему просто не было спасения от этой женщины. Целыми днями она вертелась и жужжала у нас в конторе, похотливая, как муха. Началось с утренних чаепитий у нее в квартире, потом к утренним присоединились послеобеденные, а затем на сцену появилось пиво. Я была ужасно груба с ней, держала дверь конторы на замке и старалась не впускать ее, поскольку это было в моих силах. Но отделаться от нее было невозможно. Она начинала пищать за дверью: «Фриско! Это я. Можно мне войти? Мисс Дру меня не пускает!» Вчера вечером она раз десять подходила, стучала к нам в дверь и все повторяла: «Это я, Фриско, — Бьюла. Твоя маленькая Бьюла. Я приготовила тебе ужин. Не гони меня, Фриско. Я так несчастна, так одинока!» Наконец он сказал: «Убирайся к черту!» И она ушла, всхлипывая. Но она такая навязчивая и такая хитрая, несмотря на всю свою глупость и даже придурковатость. Мне кажется, она понимает, что будь полковник де Морфэ зрячим, он и не взглянул бы на такую безобразную толстую бабу. Вот она и решила завладеть им тем способом, каким любая женщина может при желании воздействовать на мужчину, — она всеми силами старается внушить ему, что без ума от него и что у нее очень пылкий темперамент.

— Нора! — Салли была поражена, услыхав такие речи из уст Норы. У этой маленькой степенной особы в круглых роговых очках, с бесцветными, гладко зачесанными назад волосами и скуластым, серым, как замазка, лицом был всегда такой постный, чопорно старомодный вид.

— У девушек в моем положении не остается никаких иллюзий ни на счет мужчин, ни на счет женщин, которые за ними охотятся, — с горечью отвечала Нора. — Хорошие женщины, должно быть, слишком хороши для мужчин, раз они довольствуются потаскушками.

— Нет, вы чересчур все упрощаете, — сказала Салли. — Мне кажется, большинство женщин и не совсем хорошие, и не совсем плохие. И я не уверена в том, что каждую потаскушку можно винить за то, что она такая, Но все это не имеет никакого отношения к полковнику де Морфэ. Я думала, что мы с ним в нашем возрасте можем вполне положиться друг на друга. Но, как видите, я ошиблась. А теперь я не могу больше интересоваться его судьбой и не хочу его видеть.

Миссис Гауг никак не ожидала, что ей придется говорить об этом с мисс Дру, но девушка была так искренна в своем горе, так непосредственна в проявлении его, что Салли из уважения к ее чувствам должна была объяснить ей, почему она не может поступить иначе.

— Это ужасно! — удрученно повторила Нора. — Я знала, что вы именно так к этому отнесетесь. Поэтому я и старалась изо всех сил скрыть от вас правду. Но полковник де Морфэ, в сущности, неплохой человек, миссис Гауг. Он не пристает к каждой встречной женщине, как некоторые мужчины. Он ни разу не сказал мне ни одного неуместного слова. А я, видит бог, была бы этому только рада.