Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова

Михаил Петрович вышел к средней батарее, которой командовал распаренный и охрипший Бутенев. "Высоко берет", – подумал Лазарев. Но у лейтенанта, поднявшего стволы всей батареи, были свои соображения.

– Огонь! – И ядра накрыли многочисленную прислугу пушек на верхней палубе Тагир-паши. Кто-то у турок истошным призывом пытался навести порядок, и кучки матросов вернулись было заряжать не сбитые еще с лафетов орудия, но люди Бутенева работали много скорее. Раз – очищены каналы орудий, два забиты картузы с порохом и ядра, три… Турки, не помогая, пораженным и упавшим, бегут с палубы вниз. Теперь Бутенев возобновляет удары по корпусу, и стволы опускаются почти горизонтально.

Михаил Петрович возвращается на шканцы.

– Верхний дек хорошо стреляет, – одобряет Гейден. – Сходите к Моллеру, маркиз. Что он, спит?

Траверсе зовет с собой Корнилова. Но мичман ни за что не хочет расставаться с удобным постом для обозрения. И трусливый молодой Траверсе убегает вниз, дивясь желанию юноши быть наверху, в явной опасности.

У нескольких орудий на корабле Тагир-паши перебиты тросы, крепящие станки пушек к борту. Рухнувшая грот-мачта накренила корабль на тыл турецкой линии, и пушки катятся, давя людей. Борт "турка" высоко поднялся, и выстрелы из нижнего дека теперь летят над "Азовом". Лейтенант Моллер, подстегнутый адмиралом, использовал этот рост цели, и его залп довершил беды Тагир-паши. Остается спешное бегство. В то время как на корабле отклепывают якорные цепи и освобожденный, накренившийся корабль, с шатающимся рангоутом, уваливается по течению за вторую линию турецких судов, Тагир-паша прыгает в шлюпку, любой клочок земли сейчас представляется ему спасительной гаванью.

"Это уже победа? Конечно, победа!" – с торжеством смотрит восхищенный мичман Корнилов на ближайший турецкий корвет. На его баке пылает костер. Слепящий огонь вдруг поднимается в высоту, – и, вслед за языками пламени, в воздухе пушки, люди, балки и разные обломки корпусного набора. Странно, гул взрыва не так отдался в ушах, как раздирающие крики горящих и тонущих людей. Нет, победа не так уж красива. Она тускнеет перед ужасом смерти.

Когда Лазарев посылает мичмана на бак в помощь Нахимову, он уже далек от выражений восторга и совершенно понимает озабоченность лейтенанта.

Противники Нахимова – все четыре фрегата.

Баковых пушек "Азова" недостаточно, чтобы с ними справиться. Когда, за поражением Тагир-паши, два фрегата занимают место своего расстрелянного адмирала, огонь против баковых батарей уменьшается, но все еще сильнее ответных залпов "Азова". В лазарет сносят два десятка раненых, и у пушек верхнего дека лежат, разметав руки, уткнув головы в мокрые доски, мертвые канониры. Фок-мачту "Азова" ядра выбили из степса, натянулись удерживающие ее цепи. Две пушки оборвались с брюков. Зажженный фитиль, отброшенный на кучу картузов, взорвал порох, и огонь стал распространяться по палубе. Группа матросов в панике бросилась к фор-люку, несмотря на окрики товарищей.

Напрасно мичман Корнилов, призванный только что командовать одной из батарей, взывает, стыдит и угрожает. Страх перед огнем и ядрами прочно владеет людьми. Но вдруг Корнилов видит, что толпа подается назад и над нею возвышается лейтенант Нахимов. Его фуражка сбилась на затылок, и мокрая длинная прядь волос трепещет на суровой горбинке носа.

– Ура, друзья, победа за нами, добьем турецкие фрегаты, – раздается необычно властный и звонкий голос. Люди остановились в замешательстве. Задние ряды сталкиваются с пробивающимися обратно, и вдруг все, подхватив "ура", разбегаются к орудиям.

Павел Степанович еще подталкивает белого как мел, трясущегося в лихорадке матроса.

– Ты куда, дурень? На корабле ядро всюду найдет.

– Хватай швабру! – кричит он другому. Уже наводя пушки, Корнилов слышит распоряжения Павла Степановича:

– Тащи ведра! Заливай!

Этот возглас разносится на "Азове" все чаще. Везде шипит и испаряется вода, везде тлеет дерево. Облака пара, отходя к борту, оставляют на досках смрадные лужицы.

– Товсь, пли! – командует от грот-мачты Бутенев: у него не нарушалась дисциплина, и он ничего не замечает, кроме действий своих плутонгов.

– Константин, не запаздывайте! Ворочайте орудия на корму крайнего фрегата, – подгоняет старшего Истомина Бутенев, в азарте вскочив на сбитую пушку. Он пытается разглядеть в облаке дыма попадания своих пушек, но вдруг клонится на руки канонира, заливая его своей кровью.

Трудный, очень трудный бой! Однако Лазарев не помышляет об обороне. Ветер отнес к "Гангуту" коричневую тучу дыма, и наблюдатели "Азова" ясно видят "Альбион", сорванный с якорей; англичанина в упор расстреливают линейные корабли турок.

Надо помогать союзнику.

Лазарев распоряжается перенести часть огня нижних деков на эти корабли, и громы "Азова" усиливаются. Два пояса пламени тесно опоясывают корабль, вновь ползет едкий густой дым, и словно наступает ночь, хотя всего четыре часа пополудни.

А турецкие фрегаты продолжают бить по "Азову" ядрами и книппелями. Треснула до нижнего дека грот-мачта, пришлось бросить за борт обломки бизани. Героическая помощь "Азова" союзнику ухудшила его собственное положение.

Все это потому, что Кодрингтоновой диспозицией не предусмотрено создание против наиболее важных пунктов турецкой линии мощных огневых соединений. Презрение к врагу вызывает излишние жертвы.

К счастью, французский линейный корабль "Бреслау" перестал мешкать на рейде. Его капитан выбирает место, где может быть всего полезнее. Он не задумался нарушить директиву флагмана, стал между "Альбионом" и "Азовом" и открыл губительный для турок огонь. Вступление в бой свежей силы спасает "Альбион" и избавляет "Азов" от необходимости рассеивать свои залпы. В то же время "Гангут" потопил турецкий фрегат, стоявший против него, и подходит ближе к "Азову". Он начинает палить по фрегатам, сражающимся против флагмана.

– Ур-ра, "Гангут"! – кричат матросы с Корниловым.

– Ур-ра, "Азов"! – отвечают гангутцы.

И эти клики, напоминая о русской славе в сражениях прошлого столетия, вливают новые силы в моряков.

Перелом начался, и теперь уже ясно, что конец боя близок. Корабли турок горят, и команды бросаются вплавь, стремятся к шлюпкам, спущенным судами второй и третьей линии турок. Но на кораблях соединенных эскадр никто не думает об отдыхе. Обстрелянные артиллеристы палят еще чаще и попадают еще вернее. Еще полчаса, и по всей линии турки рубят якоря, выбрасывают суда на камни. Иные же в отчаянии и ярости зажигают свои корабли.

На верхнем деке "Азова" у грот-мачты после ранения Бутенева распоряжается пальбой пушек Константин Истомин.