Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова

Он вспоминает здесь Истоминых, Путятина и многих других сослуживцев, и особенно милейшего Павла Степановича, который и тогда отличался уже странностями заядлого холостяка. Неясная мысль, что в отношении к товарищам и старшим сослуживцам придется скоро стать в положение начальника и руководителя, что снова возникнут интриги и жалобы, заставляет Корнилова не ожиданью сосредоточиться.

– Ты что, Володя? – беспокоится Елизавета Васильевна.

– Так, подумалось, что многие из наших, эгоисты в службе, мыслят лишь о своем благополучии и чине. Может быть, один Павел Степанович бескорыстен. Жалко, что недостаточно интересуется нововведениями. В военное время он сможет командовать отдельной эскадрой и вообще – отличный морской офицер. Но разве сейчас достаточно знать детали отделки и снабжения судов? Надо иметь широкие интересы.

Он разводит нервные красивые руки, будто высыпая груду камней, из которых следует сложить новое здание.

– У меня столько планов, Лизанька, что я боюсь оглушить нашего старика. Флоту промышленность нужна. Например, предприятие, по производству морского клея. С офицерами занятия надо вести по тактике и эволюциям. Закончить надо книгу "Артиллерийское учение". И главное – строить, строить…

Когда Павел Степанович с отрядом приходит в Одессу, Корнилова уже нет. На пароходе "Северная звезда" он вместе с Лазаревым отправился в Николаев. Капитан-лейтенант Аркас докладывает Нахимову, что для него оставлены письмо и ящик с книгами.

– Хорошо-с! Вы вступили в командование? Можете мне показать "Владимир"?

– Прикажете сейчас? По механической части объяснения дает прапорщик, но если угодно, я позову мистера Винга.

– Зачем же русскому адмиралу на военном пароходе расспрашивать иностранца? Вы год пробыли на постройке разве зря?

Аркас отказывается от помощи англичанина, но хватается за другой якорь спасения:

– Разрешите с нами быть лейтенанту Бутакову, ваше превосходительство.

– Это какой Бутаков? Григорий? Конечно, зовите.

Нахимов одобрительно оглядывает молодого человека. Открытое доброе лицо и особенно хорош выпуклый чистый лоб.

– Давно ли юный мичман переписывал списки книг для библиотеки и переводы статей. Вырос Григорий Иванович! Нельзя уж не по отчеству величать. Интересуетесь пароходами?

– Так точно, – вспыхивает лейтенант. – Я служу на пароходах, но это же первый военный пароход наш, в полном смысле военный. И я думаю, ваше превосходительство, я вот давеча говорил капитан-лейтенанту, что на пароходах принципы эволюции будут иные.

Нахимов без удивления и без снисходительности к младшему, какая сейчас звучала в его обращении, спрашивает:

– Точно ли дело в принципах? Возможности управлять боем, конечно, иные.

– Так как эти возможности не требуют добиваться наветренного положения, так как они позволяют навязывать бой и устраивать с помощью пара выгоднейшие позиции для пальбы, с одной стороны, а с другой – маневрировать от огня противника, то они и становятся новыми принципами, – быстро отвечает лейтенант, и за гладкой речью Нахимов ощущает пытливую самостоятельную мысль.

– Любопытно, любопытно, Бутаков. Вы в Севастополе ко мне загляните. Вы свои мысли бумаге доверьте, чертежом подкрепите.

Бутаков и Аркас обмениваются недоверчивыми взглядами. Оба ждали, что "парусник" Нахимов презрительно отнесется к пароходному патриотизму. Но гость уже выходит из каюты, и надо следовать за ним.

Адмирал начинает осмотр с машины, и тут удивление офицеров растет с минуты на минуту. Словно Нахимов плавал на многих пароходах или был при стройке "Владимира". Вопросы его точны и обнаруживают знакомство с разными системами котлов и машин. Переходя из одного помещения в другое, он не спрашивает о назначении принадлежностей и занимается деталями, едва знакомыми Аркасу и немногим больше прапорщику-механику.

Потом просит фонарь и в трюме осматривает стенку корпуса. "Что тут, вторая обшивка?"; "Кажется, одна расположена под углом в сорок пять градусов к набору?"; "Гм, строитель, значит, учел повреждения "Террибл".

На палубе он размеряет шагами места для вращения пушек.

– Не так свободно, как на парусниках, но ничего – стрелять можно. А, Бутаков? Лучше бы все-таки иметь винт, чем эти нашлепки. Да и уязвимое место – кожух. И нежданно строго обрывает разговор:

– Советую учиться использовать колесные пароходы, но не увлекаться ими. Будущее непременно за винтом. Он обеспечит пароходам сохранение всех достоинств парусных судов.

Пока спускают книги в шлюпку фрегата, Нахимов обращается к Аркасу:

– Вы в Николаев? Передайте Владимиру Алексеевичу мою признательность. Ждем его скорее в Севастополь. Чаю, и он заскучал в заграницах без флота да без морской семьи.

Но до желанной встречи должно пройти много месяцев. Наступает зима, а Корнилову, получившему чин контр-адмирала, назначенному в общее присутствие черноморского интендантства и фактически приступившему к исполнению обязанностей начальника штаба главного командира флота и портов, некогда мчаться в Севастополь.

Первый год после заграницы пробегает в трудах зимою и в плаваниях с весны до глубокой осени, ничем не затемняя планов Корнилова. А в феврале 1850 года происходит важное событие в его жизни, обеспечивающее путь к новому возвышению. Он едет в Петербург с докладом в Главный морской штаб к самому царю.

Николай принимает Корнилова в своем военном кабинете. Походная жесткая кровать театрально демонстрирует скромный трудовой образ жизни российского самодержца. Он осматривает Владимира Алексеевича с высоты своей сажени, переводит глаза с худощавой нервной фигуры адмирала на папку в опущенной по-строевому руке.

– Ты привез мне чертежи ваших построек?

– Да, ваше величество. Проекты нового Севастопольского адмиралтейства.

– Разверни.

Император не садится и не сгибается. Его длинный костистый палец бродит по аккуратным планам с каллиграфическими надписями. Накладная грудь топорщится. Набитый ватою мундир должен придать императору то ложное молодечество, которым маскируется прогнившая под его управлением монархия.

– Что старик? Здоров? – спрашивает Николай об адмирале Лазареве. – Я разрешил ему вновь отправиться на лечение в Вену. Надеюсь, вы с Верхом управитесь в его отсутствие. – Палец двигается по линии зданий. – А почему этот сарай не на линии? Непорядок. Что? Пожарный сарай? Да хоть бы и так. Он берет карандаш и аккуратно проставляет, как передвинуть сарай.

– В будущем году можно начать постройку. Денег в этом году на обширные работы дать не могу.

Владимир Алексеевич пытается убедить императора, что работы надобно продолжать теперь, потому что у подрядчика есть рабочие и инструмент, но царь упрямо выдвигает тяжелый немецкий подбородок.