Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова

– Экий вы сегодня полемист, – принужденно смеется Корнилов. – Вернемся лучше на нашу грешную землю.

– Вернемся, – остывает Нахимов, – какой пункт для рандеву?

– На верфи наши в тишайшем Николаеве. В будущем году мы будем иметь на плаву "Императрицу Марию". Чтобы не удлинять этот стапель для двухдечного винтового корабля, не лучше ли заложить винтовой фрегат?

– Фрегатов у нас мало, а для крейсерств они нужны. Пожалуй, полезно так решить вопрос, если на новое строительство стапеля по берегу Ингула в Петербурге согласятся. Выгодно перейти на постройку трехдечных кораблей стопушечных. Но тогда полный комплект двух дивизий образуется к какому году? Позвольте, Владимир Алексеевич, карандаш и бумагу.

– Лизанька, прикажи дать нам лампу! – кричит, оживляясь, Корнилов.

На зиму дела флота вынуждают Владимира Алексеевича уехать с семьею в Николаев. Опять Нахимов одинок в холостяцкой квартире. В его маленьком садике на изрытых дождями клумбах отцвели самые поздние осенние цветы. Перевезенная из Редут-Кале магнолия укутана в солому от ветров с моря. Капризные ветры атакуют море за мысом Лукулл и катят волны мимо Херсонеса на Александровскую и Константиновскую батареи либо взбаламучивают Большой рейд, мчась через пологие холмы Северной стороны. Частая сетка дождя закрывает Сапун-гору и протягивается к Инкерману до Дуванки на севастопольской дороге. Снег не выпадает, но оттого город кажется особенно мрачным. Оголенные деревья скучны и неестественны, как голые мачты. Листва должна одевать акации, каштаны и тополя, как паруса корабельное дерево. Тогда жизнь становится полнее, и прочь уходят грустные мысли о старости, и не беспокоит застарелый ревматизм.

Трудно в эту зиму соблюдать свои привычки, регулярно посещать доки с разоруженными кораблями и казармы, подниматься на гору в Библиотеку. Но отказаться от дел еще труднее. Становиться на мертвый якорь в спальне или в кабинете Павел Степанович не хочет. Чем тогда он будет отличаться от развалины Юрьева или николаевского главнокомандующего, расслабленного Верха? Командиры бригад Вукотич, Вульф и Панфилов, старый его лейтенант с "Наварина", должны видеть пример в исполнении служебного долга и ваботы об экипажах.

В одно февральское утро, кашляя и пряча руки в карманы верблюжьего пальто, Нахимов сходит с крыльца, но звон бубенцов за спиною заставляет его повернуть голову. Из коляски выпрыгивает офицер и бежит к нему. Кажется, Платон, племянник. В самом деле, это капитан-лейтенант Воеводский, лихой командир шхуны "Ласточка", и с ним Скоробогатов, вновь назначенный командир фрегата "Флора", и Керн, командир корвета "Андромаха". Все трое имели отпуск в столицу.

– Откуда вы, молодые люди?

– Сейчас прямо из Симферополя, а вообще из Петербурга, ваше превосходительство, – басит Скоробогатов. – Честь имею явиться и прошу разрешения вернуться к исполнению обязанностей.

– Я, дядя, уговорил их ехать прямо к вам. Ведь иначе искать весь день пришлось бы или отложить новости до вечера.

– Новости чьи?

– Общие и домашние. Тетушка Александра Семеновна шлет вам привет. От нее, от Сергея Степановича и маленькой Саши письма вам.

– Так-с. Ну что же, я вижу, господа, вы рассчитываете на мое гостеприимство.

– Нет, как можно, мы затем в гостиницу, – вместе опровергают Керн и Скоробогатов, но покоряются доброму жесту хозяина, уже распахнувшего дверь.

– Платон, ты займись, устраивай друзей. Комната лейтенанта Острено свободна. А потом прошу в кабинет.

Семейная почта, полная нежных чувств, не передает никаких новостей, кроме короткого сообщения брата, что Меншиков нынче собирается в путешествие и опять будет на Черноморском флоте. Прочитав это, Павел Степанович ходит по кабинету, прислушиваясь к возне в умывальной молодых офицеров. Какие же общие новости? Или приезд Меншикова для капитан-лейтенантов значительное событие?

– Ну-с, – шутливо спрашивает он, когда раскрасневшиеся, обожженные ледяной водою офицеры входят в кабинет. – Ну-с, какие новости оправдывают нарушение моего рабочего дня? Может быть, приспело десант на Босфор вести?

Капитан-лейтенант Воеводский прищуривается, словно разглядывает предмет, который сейчас продемонстрирует адмиралу, и нарочито медлит с ответом. Хочется поинтриговать дядюшку.

– Ты что, Платон, играешь? – в тон ему спрашивает Павел Степанович, но племянник чует, что за мирным вопросом может последовать и гроза.

– Так как сказать, дядя. Пока о войне прямой речи нет, но к Босфору наша новость имеет отношение. Вот Керн будет вестовщиком. У него в придворных кругах знакомства, из первых рук слышал.

Федор Керн успел побриться и надеть свежую тужурку. Встретив взгляд Павла Степановича, почтительно наклоняет голову.

– Ну-с, чего стоит передача дворцовых кумушек? Керн не смущается.

– Судите сами, ваше превосходительство. Государь разговаривал с английским послом и приказал Нессельроду сделать запись. Она будто и озаглавлена: "Предложение российского императора о дележе Турции".

Недоверие и отвращение так явно проявляются в лице адмирала, что Федор Керн разводит руками:

– Именно так повествовал мне доверительно чиновник Нессельрода. Его величество заявил британскому представителю, что турецкое государство дальше существовать не может и самое время договариваться великим державам. Государь согласился, что английские интересы распространяются на Египет, Крит и Кипр, а в русских интересах поставить в зависимость от нас дунайские княжества, Болгарию и Сербию. Что касается Константинополя, то государь прямо заявил, что он никому не позволит водвориться там и даже возьмет на себя роль временного охранителя.

Павел Степанович сидит, прикрыв глаза рукой. Потом глухо спрашивает:

– Конечно, англичанин ничего не ответил?

– Многие говорят, что он казался очень взволнованным. Ведь издали беседующих наблюдали. Это было на рауте у великой княгини Елены Павловны.

– Подходящее место решать вопрос о мире и войне, – раздраженно цедит адмирал. – Да-с, это вроде камня в осиное гнездо. Зажужжат теперь…

Неясно, кто, по мнению Нахимова, должен зажужжать, но офицеры догадываются, что адмирал имеет в виду отнюдь не друзей России.

– Ведь армия наша сильная, Павел Степанович. С армией победителей Наполеона все державы должны считаться? – робко спрашивает Скоробогатов.

– Россия благодаря военной силе занимает важное место. Нас боятся… Нахимов опять не кончает фразы, потому что вспоминаются чьи-то рассказы о генерале Сухозанете, выразившемся недавно в тон с верховным вождем армии: "Наука в военном деле не более как пуговица к мундиру… Без науки побеждать возможно, но без дисциплины – никогда". А дисциплина у таких генералов есть муштра с палкою… Что, если такие мысли утвердились в генералитете? Тогда есть солдаты, но нет войска.