Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова

– Новость ваша в самом деле важная, но рекомендую о ней более не распространяться, господа. Впрочем, мы и судить, по существу, средств не имеем. Наше дело исполнять, что потребует величие отечества… По флоту что толкуют в департаментах министерства? Или вы адмиралтейского шпица избегали?

Скоробогатов поспешно вспоминает:

– Как же. Контр-адмирал Матюшкин, мой прежний командир, звал меня к себе, расспрашивал. Вам кланяться велел. Так он говорил, что государь не одобряет больших расходов, какие проектируют по нашему ведомству с переходом на винтовое устройство. Программа николаевских верфей будет урезана. Будто государь нашел, что достаточно одного винтового корабля на бригаду.

– А хоть бы один был на дивизию, на весь флот. Обзаведение для машинных и котельных мастерских решено иметь?

– Отлагается этот вопрос.

Кряхтя и ощущая внезапный приступ болей в ноге и руке, Нахимов машет рукою:

– Что и говорить, развеселые новости вы привезли.

В это время пароход "Громоносец" стоял под парами в Одесской гавани. По срочному вызову Корнилов прибыл к светлейшему князю Меншикову. Князь неторопливо устраивается в каюте и рисуется перед своим гостем.

– Итак, Владимир Алексеевич, вы сызнова отправитесь в места ваших юношеских трудов. Я даже надеюсь, что, деля со мною стамбульскую скуку дипломатических обедов и завтраков, вы найдете время дополнить последние наблюдения вашего приятеля Путятина. Да-с, вы жалуетесь, что нет людей, способных охватить разнообразие флотских дел. А мне сейчас придется соединять с обязанностями начальника Морского штаба ремесло человека, ведущего с неверными переговоры о церковных материях. Вы, например, разбираетесь, чего мы не поделили с турками и европейцами в Иерусалиме? В святых местах! – с циничной интонацией светлейший потирает мерзнущие подагрические руки.

– Я не читал меморандума, – замечает Корнилов. – Признаюсь, мне легче выполнить другую миссию, поручаемую вами.

– Э-э, чепуха. В дипломатии важна сила. Я не собираюсь с Абдул-Меджидом церемониться. Я запасся в Петербурге сведениями, кого из министров французских клевретов – надо выгнать, ну и выгоню. Весь сыр-бор из-за лягушатников нового Наполеона.

Как только на время утихает революционный ураган, снова всплывает на поверхность вечный восточный вопрос, – справедливо отмечал Энгельс перед Крымской войной. Действительно, европейские социальные бури 1848 года временно ослабили вражду России и. Англии на Ближнем Востоке. Пока Николай I спасал от распада Австрийскую империю, министры королевы Виктории с беспокойством следили за революционными событиями во Франции. Европейский жандарм и британский капиталист одинаково боялись победы народов. Но повсеместное торжество реакции развязало сторонам руки для борьбы в Турции. Англия может повести теперь более активную политику, потому что в Наполеоне III, жалком племяннике злейшего врага ее могущества, она приобретает верного и агрессивного союзника.

Между тем император Николай, привыкнув считать себя диктатором Европы, не сомневается, что в столкновении с морскими державами Россия будет иметь союзников. Он дорого ценит свое содействие Австрии и всему Германскому союзу, оплаченное кровью русских солдат в Венгрии.

В 1828 – 1829 годах Николай I вел войну с Турцией в надежде осуществить греческий проект Екатерины II. Опыт этой войны показал, что овладеть территорией европейской Турции возможно. Однако об условиях мира приходится договариваться с другими державами Европы, упорно не желающими видеть Россию на выходах в Средиземное море.

Николай сразу после Адрианопольского мира решительно перешел от тактики сокрушения к тактике измора. Он долго соревнуется с Англией, Францией и Австрией в заботах о сохранении Турецкой империи.

По русской пословице – у семи нянек дитя без глазу. В сложном международном положении султанская Турция надеялась доказать, что дело обстоит наоборот. Прогнившая Порта мечтала удержать проливы и многонациональные владения, принимая одновременно покровительство и услуги всех рьяных добровольных гувернанток и дразня одну предоставлением преимуществ другой. Так, в 1833 году турецкое правительство благодарит Россию за посылку эскадры с десантной дивизией для защиты от восставшего Мехмет-Али, а англо-французов – за уничтожение войск и' флота египетского вассала в Сирии. Все последующие двадцать лет Порта довольно ловко балансирует между великими державами-няньками, а они изображают мнимое согласие и делают вид, что им очень приятна совместная опека "больного человека".

Но рано или поздно истина этих отношений должна была вскрыться.

Невыгоды России заключались в ее экономической отсталости. Англичане и французы, расширяя свою торговлю, вывозя турецкое сырье и ввозя промышленные товары, укрепляются в Порте в качестве инженеров, коммерсантов, строителей дорог и кораблей, организаторов новых заводов и фабрик.

Но они – чужие населению Турции. А у России есть культурно-историческая миссия, о которой даже реакционное крепостническое правительство в Петербурге может твердить, пользоваться ею как козырной картой. Русский народ имеет вековые культурно-языковые связи со славянами Балканского полуострова. Русский народ связан с греками историческими общими традициями религии.

После рекогносцировки адмирала Путятина Николай решил, что пришло время потеснить других нянек Турции. Его дипломаты досаждают турецкому правительству требованиями новых привилегий православному духовенству.

Следует сказать, что турецкое правительство не придерживалось политики исключительного благоприятствования мусульманскому духовенству. Но в русском требовании заключалась не столько забота о православии в Турции, сколько о создании повседневной опеки турецких православных церквей русскими властями. Так, например, в числе русских требований было притязание на территорию в Иерусалиме или в его окрестностях для постройки там целого городка – с церковью, странноприимным домом для паломников, больницей и домом для неимущих. Предполагалось, по русским представлениям турецкому правительству, что все административные права и обязанности в отношении этих учреждений будет выполнять российский генеральный консул для Сирии и Палестины.

Это притязание в свете других требований означало, что русские подданные в Турции будут подчиняться только русским консульским учреждениям. Русская декларация требовала еще больше – по ее смыслу любой православный вступал в Турции под защиту России, что означало установление для огромной части населения Турции двойного подданства.