Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова

26 октября корвет "Калипсо" привозит депеши о прорыве пароходов Дунайской флотилии с канонерскими лодками вверх по реке через турецкие укрепления и занятии турками Калафата на левом берегу Дуная. "Войну должно считать начавшейся", – пишет Корнилов и объявляет разрешение Меншикова брать военные турецкие суда.

– Эх! Потеряли напрасно приз, – замечает командир "Марии", капитан 1-го ранга Барановский.

Накануне под берегом был замечен пароходный дым. Турок, буксировавший бриг, хотел проскочить мимо эскадры, не поднимая флага. На флагманском корабле поднялся сигнал – пароходу "Бессарабия" и фрегату "Кагул" опросить идущий пароход и заставить его поднять национальный флаг. Корабли пошли на пересечку курса парохода. Бриг, поставив кливер, бросился к берегу и сел в балке у кордона на мель. Пароход же продолжал бежать и проскочил мимо фрегата, пославшего ему вслед ядро. Только после пяти выстрелов из кормовой бомбической пушки "Бессарабии" упрямец поднял флаг. Павел Степанович удовольствовался этим внушением и позволил турку уйти.

– Ничего-с, вознаградим себя более существенно, – рассеянно отвечает Барановскому Нахимов. – Пойдем искать турок в портах.

Погода круто меняется. Со штормом низко падает температура. Ледяные брызги достигают верхних парусов. Тяжелые корабли валятся на волнах, как легкие тендеры. На "Ягудииле" течь, на "Храбром" сломаны стеньги, дважды изорваны марсели и разбит борт под правым шкафутом. Когда "Бессарабия" 1 ноября доставляет адмиралу новые депеши, невозможно спустить шлюпку. С трудом пароход подходит к корме флагмана, и в стенаниях ветра, в страшном шуме волн, разбивающихся о кузов корабля, Павлу Степановичу в рупор кричат об объявлении войны.

На "Бессарабии" курьер от Корнилова, лейтенант Крюднер, и 2-го числа его, как мертвый груз, вытягивают на флагманский корабль.

Письмо Корнилова коротко и энергично: "Посылаю вам, любезный Павел Степанович, Крюднера. Он как самоочевидец расскажет, что мы с пароходами видели и делали. Кажется, турки не на шутку озлобились: посылаемую ими флотилию в Батум или Сухум вы расколотите в пух. Жаль, что не могу прибавить вам парохода, все починяются. Я сегодня с тяжелыми кораблями выступаю к Калиакрии…"

Присылка лейтенанта Крюднера неприятно поражает Павла Степановича. Все, что должно сказать делового, скупо сказано в записке. Несмотря на его четырехнедельное крейсерство, Меншиков не торопит сменить корабли. Нет, об этом он даже не задумался. А в отношении пароходов экая бестолковщина. Все враз чинятся! Теперь этот немчик, аккуратный рижанин, напоминающий о моллеровском племени… Зачем он здесь? Что он может рассказать? Кроме воды, чаек и горизонта, Крюднер, собственно, ничего не видел.

Разумеется, Корнилов не догадывается, что этот молодой человек послан для приватных наблюдений за действиями Нахимова и неофициальных донесений князю Меншикову.

Павел Степанович хмурится и решает сбыть с "Императрицы Марии" Крюднера, следующего за ним по пятам.

3 ноября он отсылает лейтенанта на "Бессарабию".

– 'Вам, молодой человек, дела хочется? Вот-с, отправляйтесь на пароход, осмотрите кругом горизонт.

Два дня "Бессарабия" рыскает вокруг эскадры. Попадаются фелюги, на которых самый тщательный осмотр не обнаруживает ничего, связанного с войной. Но во второй половине дня 4 ноября марсовой открывает на горизонте дым. Командир "Бессарабии" велит придержать к берегу, останавливает машину, поднимает паруса и закрывает машинную трубу лиселями. Теперь издали пароход выглядит, как низко сидящий купеческий бриг. Неизвестный пароход вырастает на горизонте, и открывается его двухмачтовый рангоут. Он замечает "Бессарабию" под парусами, а по близости ее к берегу принимает за турецкое судно и доверчиво идет на траверз.

Пора открываться! Командир "Бессарабии" приказывает ворочать оверштаг на правый галс и убрать паруса. Пар вырывается из трубы, и пароход полным ходом идет на сближение с турком.

Превращение купеческого брига в пароходо-фрегат приводит турок в растерянность. Турецкий пароход пытается улизнуть, но два ядра с "Бессарабии" заставляют его остановиться, люди бросаются в шлюпки и отплывают к берегу…

– Очень кстати. Пароходов нам не шлют, а буксироваться надо. Вот мы турка и приспособим.

Так пароход и вошел в состав русского флота под названием "Турка".

– Лейтенант Острено, – продолжает Павел Степанович, – прикажите поднять сигнал – "Храброму" и "Ягудиилу" идти в Севастополь на буксирах "Бессарабии" и "Турка", а "Кагул" пошлем к Босфору.

Феофан Острено, выполняя приказание, робко говорит:- С двумя кораблями остаемся, Павел Степанович. Какая же это эскадра?

– А что нам ждать, лейтенант, когда "Храбрый" и "Ягудиил" ко дну пойдут? Они следующего шторма не выдержат. Починятся – вернутся.

В эти дни Корнилов энергично руководит спешным ремонтом пароходов. 2 ноября, когда эскадра Нахимова штормует в виду анатолийского берега и Павел Степанович поздравляет экипажи с началом войны, лучшие пароходо-фрегаты снимаются с Севастопольского рейда и уходят на вест под флагом начальника штаба флота.

4 ноября пароходы Корнилова и корабли Новосильского спускаются на зюйд-зюйд-вест вдоль балканского берега и ложатся в дрейф. Начинается штиль, а турки не обнаружены. Нетерпеливый Корнилов с пароходо-фрегатом "Владимир" покидает эскадру и направляется в поиск неприятеля к берегу западной Анатолии. Владимир Алексеевич досадует на бесплодное плавание. Он начинает понимать, что Меншиков не имеет плана и напрасно гоняет корабли. Он старается отвлечься от горьких мыслей беседами с офицерами. Лейтенант Железнов, привыкший за год адъютантства к отрывистым и деловым замечаниям адмирала, с удивлением слушает рассказ Владимира Алексеевича о поездке в Англию, заказе и спуске этого самого "Владимира" в тревожный сорок восьмой год.

Почти весь день 4 ноября они ходят – адмирал, Железнов и круглолицый новый командир парохода капитан-лейтенант Бутаков – по верхней палубе, и Железнову кажется, что никакой войны нет, что совершается мирная образовательная экскурсия.

Моросит дождь. В сероватой мгле проступают гористые берега, а за ними хребты и вершины, остроконечные и скругленные, крутые и седловатые, неподвижные и безнадежно однообразные. Море, тяжелое и маслянистое, у бортов под частыми шлепками плиц пенится и уходит рябой зыбью. На хмуром просторе затихших вод пустынно. Только дельфины резвятся, окружая пароход и прислушиваясь к ровным тактам качающихся цилиндров его машин.

Корнилов вслух мечтает:

– Будь у нас пять-шесть таких "Владимиров", 400 сил в машине, ход мощный! Денег не дали на новые заказы. При ограниченности радиуса походов в Черном море такие суда весьма выгодны в соединении с парусами.