Александр Волков - Два брата

Русская галерная флотилия под командой генерал-адмирала Апраксина подошла к Тверминне [107]25 июня. Здесь она остановилась: дальнейший путь преграждал сильный шведский флот вице-адмирала Ватранга. Он стоял у южной оконечности полуострова, у мыса Гангут. Идти в лобовую атаку было бессмысленно: шведы без труда расстреляли бы из дальнобойных орудий русские галеры, прежде чем те могли бы ответить из своих малокалиберных пушек.

Стали ждать прибытия к флоту царя Петра. Время тянулось долго, скучно. Наиболее распорядительные командиры отправляли людей на берег: ловить в прибрежном мелководье рыбу, заготовлять дрова для камбузов [108]и, наконец, просто отдыхать и купаться.

Воскресенский в сопровождении Маркова не раз уходил на целые дни охотиться. Убитую дичь готовили на костре, потом валялись на песке и даже (Кирилл весело думал, что сказал бы об этом Апраксин) затевали возню! Дружба (секретная, но дружба!) между офицером и солдатом росла с каждым днем.

Однажды они ушли от Тверминне верст на пять к северу и там, напившись молока на мызе, решили в поисках дичи пройтись на запад. Дорога была не очень хороша: валуны, песчаные дюны, сосновые рощи. Приятели шли довольно быстро, и вдруг перед ними показалось море. Кирилл удивился, но ничего не сказал. Отдохнули, искупались, двинулись назад. Воскресенский взял направление по компасу и начал старательно считать шаги, приказав Илье делать то же самое.

Когда они вернулись к мызе, Кирилл сказал:

– По моему счету тут не больше двух с половиной верст.

– И у меня так вышло.

– Так это что же выходит, друг ты мой разлюбезный! – в восторге вскричал Воскресенский. – Здесь же галеры можно волоком по сухопутью перетащить! Да стоит приказать нашим молодцам, они это в два дни сделают. И пускай себе шведы у мыса сторожат – а мы, вот они где! – Кирилл махнул рукой на запад. – Покажем им корму, и в путь на Або! – Кирилл рассмеялся, ему вторил Марков.

Мысль показалась Воскресенскому такой важной, что он немедленно поспешил обратно и в тот же вечер явился с докладом к командиру флотилии Змаевичу.

Капитан-командор Змаевич выслушал предложение Воскресенского с кислым видом. Длинное сухое лицо его не выражало ничего, кроме вежливого внимания.

– Полагаю мысль твою, господин поручик, вздорной и нестоящей рассуждения. Перетаскивать столь вместительные суда – задача трудная, требующая большого времени. И пока мы сим делом будем заниматься, шведы, вызнав о нем от финских рыбаков, подтянут флот к тому берегу и устроят нам горячую, – Змаевич иронически усмехнулся, – очень горячую встречу. А впрочем, господин Воскресенский, благодарю за то, что мыслишь о военных делах. Иди, я тебя не забуду.

Воскресенский с огорчением рассказал об этом разговоре Илье.

– И как это я не сообразил! – жаловался он приятелю. – Ведь и вправду галера на берегу, что кит на суше. Громи ее из пушек, а она чем ответит?

Но Змаевич после посещения Воскресенского тотчас надел парадный мундир, приказал спустить шлюпку и отправился к Апраксину.

Здесь он выдал мысль Воскресенского за плод своих собственных раздумий и очень горячо доказывал выгоды «своего» прожекта.

Когда у Апраксина явились такие же сомнения, какие сам Змаевич выражал в беседе с Воскресенским, капитан-командор легко опроверг их.

– Разве нельзя, господин адмирал, – с убеждением заявил он, – занять тот берег достаточными силами, поставить батареи, и шведы не смогут помешать нам переволочь суда!

– Дельно говоришь, господин капитан, – согласился Апраксин. – Доложу о твоем прожекте государю.

О Воскресенском во время этого визита не было сказано ни слова.

Царь Петр прибыл к флоту 20 июля. Апраксин сразу рассказал ему об идее устроить переволоку у мызы Ланвик.

Петр мысль одобрил, но внес в нее весьма существенное изменение.

– Затея добрая, – сказал он, – но тащить галеры долго, да и корпуса повредятся. А сделаем мы, господин адмирал, так: к устроению переволоки приступим, но токмо для виду.

Шведы о ней бессомненно узнают и перебросят туда часть своего флота. И таковое разделение вражеских сил нам пойдет на пользу.

Закипела работа. Тысячи солдат, матросов и гребцов принялись валить лес, таскать бревна и устраивать начало двухверстного настила для перетаскивания галер.

Рубя большую сосну, Илья Марков лукаво поглядывал на Воскресенского, а тот в ответ вздыхал: ведь всем в русском флоте уже стало известно, что блестящая мысль устроить переволоку принадлежит капитан-командору Змаевичу и что государь его за это благодарил.

– Вот так-то всегда знатные делают, – шепнул Марков Кириллу, оставшись с ним наедине. – Сущие грабители! Они чужое присвоить всегда рады: то ли деньги, то ли выдумку, то ли иное что!

– Замолчи, бунтовщик! – с притворной строгостью прикрикнул офицер.

Петр обманул шведов. Весть об устройстве волока быстро дошла до Ватранга, и тот отправил к западному берегу полуострова эскадру контр-адмирала Эреншельда в составе восемнадцатипушечного фрегата «Элефанд», шести галер и трех шхерботов. [109]Эта эскадра должна была помешать осуществлению операции, затеянной русскими, и уничтожить корабельными пушками русские галеры, которые удалось бы спустить с западного берега полуострова.

Цель раздробить мощный шведский флот была достигнута.

Ватранг, однако, еще более ослабил свои силы: он послал к бухте Тверминне отряд контр-адмирала Лилье из восьми линейных кораблей, одного фрегата и двух бомбардирских: судов. Этот отряд намеревался атаковать главные силы русского галерного флота.

Так умелые действия русских флотоводцев вынудили шведов распылить свои силы, и теперь борьба с каждой отдельной эскадрой представлялась более легкой.

Русские решились на прорыв.

26 июля выдался чудесный тихий день. Лучшей погоды для осуществления плана русских адмиралов нельзя было и желать. Во время штиля парусные корабли были обречены на неподвижность, а гребные суда могли беспрепятственно маневрировать: ведь они двигались людской силой.

Работа гребцов на галерах и скампавеях была настолько изнурительной, что ее обычно возлагали на невольников: на пленных турок и шведов, на каторжников. Одетые в лохмотья, голодные, они с зари до зари махали длинными веслами, настолько тяжелыми, что каждое весло приводили в движение три-четыре человека. Безветрие было бедой для галерников, но об этом меньше всего думали флотоводцы, строя планы боевых действий.

Ватранг с отрядом больших кораблей стоял невдалеке от берега, чтобы не дать неприятельским галерам проскользнуть по мелководью.

Каково же было изумление шведов, когда они увидели, что флотилия из двадцати русских галер и скампавей вышла на простор и обходит эскадру Ватранга мористее! Это шла флотилия Змаевича.