Александр Волков - Два брата

– Государь царевич! – взмолился камердинер Иван Федоров. – Уже поздно. Его светлость небось почивают… Нашли бы гостиницу, переночевали…

– С… собака! – Царевич ударил Ивана в лицо. – Еще указываешь мне… А-а-а! – вдруг вскричал он, и лицо его перекосилось от злобы. – Тебя подкупили мои враги! На батюшкину сторону перешел! Говори, сознавайся! – Он ухватил слугу за горло и начал колотить головой о стенку кареты.

– Царевич, смилуйся! – взвыл Иван, – Ни сном, ни духом ни в чем не повинен!..

Разыскали дом Шёнборна. Граф узнал о неожиданном появлении царственного посетителя. Вице-канцлер [159]был очень Удивлен, приказал просить.

Он вышел в приемную, лакей ввел туда царевича. Алексей и вице-канцлер остались вдвоем в огромной комнате, тускло освещенной свечами.

Алексей сбросил шубу, на нем остался тёплый беличий камзол, на ногах – меховые сапоги. Прямые черные волосы растрепались, узкое бледное лицо было искажено страхом.

Вице-канцлер с возрастающим удивлением следил за странным поведением гостя. Алексей подбежал к нему, ухватил за руку:

– Здравствуйте, граф… – и, наклонясь совсем близко к его уху: – Здесь можно говорить свободно?

– Сделайте милость, ваше высочество! – отвечал Шёнборн.

– Вы не знаете, – забормотал, заикаясь, царевич, – я окружен шпионами, соглядатаями. За каждым шагом следят. Меня хотят убить, отравить! – истерически выкрикнул царевич.

Шёнборн привык всегда сохранять невозмутимость, он и теперь был совершенно хладнокровен.

– Успокойтесь, ваше высочество! Вы у друга. Здесь никого нет, ничто не угрожает вам.

– Ах, если б вы знали, граф! Но слушайте… У вас есть пиво? Прикажите подать мне!

Граф отдал распоряжение. Пива не нашлось. Через несколько минут принесли бутылку старого мозельского вина и два бокала.

Царевич налил бокал, расплескав вино на скатерть, поднес к губам, но вдруг остановился, вспомнив, как две недели назад сам подавал кубок со снотворным зельем Егору Маркову.

– А… сюда ничего не подмешали?

– Ваше высочество! – воскликнул оскорбленный Шёнборн.

Он налил себе вина и со словами: «За здоровье вашего высочества!» – осушил бокал до дна.

Успокоенный, Алексей выпил и налил себе вновь.

– Нужно ли говорить, граф? – сказал он, озираясь по сторонам с ужасом. За каждой портьерой ему мерещился сыщик, в каждом скрипе паркета слышались враждебные голоса. – Я бежал из России! Да, да, убежал, – заторопился он, боясь, что Шёнборн его перебьет. – Меня хотят погубить, отнять корону у меня и моих бедных детей… Я отдаюсь под покровительство цесаря! Он должен спасти мою жизнь! – Алексей снова выпил бокал. Вино возбуждало его, заставляло говорить все быстрее и несвязней. – Меня хотят постричь в монастырь, а я не хочу, не хочу, не хочу!!

Голос Алексея все повышался, перешел в исступленный визг.

Шёнборн молчал, тихо постукивая пальцами по столу.

Вражда между отцом и сыном давно была ему известна, но он не предполагал, что она зашла так далеко.

– Отец говорит, что я не годен ни к войне, ни к управлению! Неправда! – Алексей позабыл, что он сам всегда утверждал это в разговорах с отцом и в письмах. – У меня довольно ума! Меня ославили пьяницей! Да, я пью, пью! Но кто тому причина? Проклятый Меншиков! Это он приучил меня к кутежам… Я повторяю: цесарь должен спасти мою жизнь!

Он в изнеможении бросился на стул. Шёнборн был теперь вполне спокоен, даже рад. В руках австрийской дипломатии очутился крупный козырь! Если Австрия поможет Алексею против Петра, царевич за это заплатит; если придется помочь Петру против Алексея, заплатит Петр. Довольный Шёнборн запоминал слова царевича.

– Ведите меня к цесарю! – исступленно кричал Алексей, с хрустом сжимая тонкие белые пальцы. – Я должен его увидеть, открыть всю правду, пока меня не предупредили враги!

– Ваше высочество! Вы в совершенной безопасности. У вас здесь нет врагов. Но сейчас поздно идти к цесарю… Да и не стоит, пока мы не доложим о вас.

Алексей заметался по комнате; за ним по квадратам паркета тревожно скользила огромная тень.

Он снова жаловался на отца, обвинял Екатерину и Меншикова в том, что они хотят его смерти, подсылают отравителей.

Речь Алексея была несвязна; почти беспрестанно царевич повторял навязчивую мысль, что его хотят отравить. Одна из портьер зашевелилась от невидимого тока воздуха. Алексей задрожал, бросился к ней с пистолетом, выхваченным из-за пазухи, откинул. Никого!

– Ваше высочество, – сказал Шёнборн, – я укрою вас в надежном месте, куда не проникнут ваши враги. Не советую представляться императору и императрице. Молва о вашем визите мгновенно облетит город, дойдет до ушей резидента Веселовского…

– Да! – встрепенулся Алексей. – Вы правы. Проклятая лисица Веселовский! Граф, клянитесь, что о нашем свидании не узнает ни одна живая душа!

– Даю слово, ваше высочество!

Алексей вышел от Шёнборна ослабевший, еле держась на ногах. Он переночевал в гостинице. 12 ноября его тайно перевезли в недальнее местечко Вейербург.

Цесарю было доложено о появлении в Вене русского царевича и о том, в каком состоянии он находится. Правительство, боясь дипломатических осложнений, признало, что личное свидание между Карлом VI и Алексеем не может состояться. Император послал в Вейербург министра поговорить с Алексеем, выслушать его желания и опасения.

За три недели пребывания в Вейербурге Алексей отдохнул, нервы его окрепли, ему уже не мерещились соглядатаи за каждой дверью, и он мог разговаривать спокойно с посланцем цесаря. Царевич вновь повторил обвинения против отца, а главным образом против Меншикова и Екатерины, и просил только об одном: не выдавать его царю.

– Если цесарь намерен меня выдать, тогда уж лучше сам пусть казнит. Передайте его императорскому величеству: бедный гонимый родственник просит пощадить невинную его кровь.

На тайном имперском совете было решено: укрывать царевича, пока не представится случай помирить его с отцом.

Алексея перевезли в тирольскую крепость Эренберг под видом опасного государственного преступника.

Имперские власти были убеждены, что о приезде царевича Алексея никому не известно, кроме немногих высших лиц. Так думал и Алексей.

Меж тем по Вене уже гуляли слухи, что сын русского царя убежал от отца и спасается во владениях цесаря. Причиной тому был Иван Федоров.

У венской заставы таможенные осматривали багаж приезжего путешественника: нет ли контрабанды.

В сундуках и чемоданах было много ценных вещей; но особенно поразила чиновников связка соболей. Поглаживая темно-бурую атласную шерсть, один из таможенников воскликнул:

– В одной этой связке целое состояние! Твой господин, верно, весьма богатый купец?