Владислав Русанов - Ворлок из Гардарики

Тем временем норвежское войско выстраивалось в огромный, сплюснутый круг. «Опустошитель земель» реял в середине. Под ним собрались отборные бойцы: хирдманы конунга и дружина Тостига Годвинссона. Когда начнется битва, они ударят в то место, где успехи саксов будут слишком уж велики.

Саксы не теряли времени, приблизившись к берегу Дервента. Вратко подивился их числу. Если за английским королем и пришло воинов поменьше, чем за Харальдом, то не намного. Из войска выделялся отряд рыцарей. Отлично вооруженные, укрытые добротными кольчугами, шлемами, они сидели на крепких конях, тоже защищенных доспехами. Продолговатые щиты украшали замысловатые узоры и гербы.

Вратко окинул глазами окружавших его викингов. Они, спору нет, бойцы хоть куда, но попались в ловушку собственной беспечности и тщеславия. Отправились на тинг налегке. И теперь у саксов будет преимущество в бою. А если они еще и лучников привели хотя бы несколько сотен…

По рядам норвежцев прошел говор. Дружинники передавали друг другу вису, сказанную конунгом:

Это верно. Свою кольчугу Эмму Харальд Суровый оставил на корабле. Броня могла бы сделать его почти неуязвимым, а теперь его жизнь зависела от любой случайности. Но конунг-скальд не унывал, и вскоре по рядам передали, что он счел первую вису некрасивой.

– Это было плохо сочинено, нужно мне сочинить еще одну вису, получше первой, – сказал правитель-полководец. И продолжил:

Даже здесь, на чужой земле, в преддверии кровавой битвы, которая неизвестно в чью пользу еще завершится, Харальд сын Сигурда Свиньи вспомнил Елизавету Ярославну, оставшуюся далеко, на Оркнейских остовах.

Викинги одобрительно шумели. Каждый из них готов был умереть за конунга, так славно умеющего слагать стихи.

Мария Харальдовна, стоявшая рядом с Вратко, глубоко вздохнула и, кажется, всхлипнула. Неужели она подумала, что начинают сбываться ее дурные предчувствия?

От английского войска отделились два десятка рыцарей и неторопливой рысцой подъехали к норвежцам. И саксов, и их коней защищали кольчуги, над шлемами трепетали раскрашенные перья, вились по ветру узкие, заостренные знамена.

– Здесь ли граф Тостиг? – приподнимаясь в стременах, выкрикнул рыцарь, едущий впереди прочих. Наглазники шлема закрывали лицо сакса до самого рта, обрамленного русыми усами и короткой, ровно подстриженной бородой.

– Я здесь! – зычным голосом, не вязавшимся с маленьким ростом, ответил брат английского короля. – Глупо было бы это скрывать!

Рыцарь повертел головой, выглядывая мятежного графа в строю дружинников. Снова заговорил:

– Гарольд, брат твой, шлет тебе привет и предлагает тебе жизнь, а кроме того, графство Нортумбрию. Переходи на его сторону, он уступит тебе треть своей державы. Что скажешь, граф Тостиг?

– Радостно мне слышать добрые слова! – отвечал коротышка-граф. – Это иное предложение, нежели оскорбления и угрозы, которые рассыпал мой брат, король Гарольд, нынешней зимой! Когда бы он нашел в себе силы произнести эти слова тогда, многие из тех, кто ныне мертв, остались бы жить. И мы вместе боролись бы за целостность и процветание Англии.

– Так что ответишь ты, граф Тостиг?

– А что пообещает король Англии конунгу Харальду сыну Сигурда, если я соглашусь принять его дружбу и Нортумбрийское графство в придачу?

– Конунгу Норвежскому, с мечом явившемуся на эту землю, король Гарольд может предложить лишь семь стоп земли. Или больше, ибо слышал король Англии, что Харальд Сигурдассон выделяется среди людей ростом и крепостью телесной! – выкрикнул рыцарь с гневом в голосе.

Викинги заволновались, возроптали. Кто-то, не выдержав обиды, схватился за лук.

Норвежский конунг движением руки заставил их опустить оружие и ждал ответа Тостига Годвинссона. Казалось, Харальду самому интересно узнать, что же скажет его союзник посланцу английского короля.

Коротышка-граф откашлялся и громко выкрикнул. Так, чтобы слышали все воины северного войска, а также чтобы его слова не миновали ушей рыцарей, застывших перед рядом щитов.

– Поезжай, рыцарь, и скажи королю Гарольду, чтобы он готовился к битве. Норвежцам не придется говорить, что Тостиг, граф Нортумбрийский, покинул конунга Харальда сына Сигурда и перешел в войско его противников, в то время когда тот должен был сражаться на английской земле. Лучше уж все мы выберем одну судьбу – либо с честью погибнуть, либо с победою получить Англию. Я все сказал. Ступай!

Тостиг величественно махнул рукой, отпуская послов. В этот миг Вратко показалось (да и не только ему, должно быть), что невысокий, плотненький, как гриб-боровик, граф вдруг вырос, раздался в плечах, едва ли не сравнявшись с Харальдом Суровым. Человек, всю жизнь искавший собственную выгоду, ссорившийся с братьями, споривший с отцом, восстававший против своего короля, грабивший и убивавший подданных английской короны, не пошел против чести. Он предпочел в грядущей битве, исход которой скрывался за туманом многих случайностей и стечений обстоятельств, сохранить верность клятве, которую он принес норвежскому конунгу.

Урманы оценили его слова по достоинству.

Заревели одобрительно в тысячу луженых глоток. Рукояти мечей застучали по щитам. Это был вапнатак – высшее одобрение чьих-либо слов или поступков, которое только встречалось у народов севера.

Рыцарь, который вел переговоры, скривился, будто отведал прокисшего вина, без нужды огрел плетью коня, развернулся и ускакал прочь в сопровождении свиты.

Через некоторое время по войску расползлась весть, что Харальд-конунг сказал, глядя вслед послу:

– Невысокий муж, но гордо стоял в стременах. Кто был этот речистый муж?

И граф Тостиг ответил, понурив голову:

– Это был Гарольд Годвинссон, король Англии.

Норвежский правитель побелел от гнева, и, когда повернулся к коротышке Тостигу, сакс отшатнулся. Харальду случалось убивать одним ударом людей, пошедших против его воли либо обманувших надежды конунга.

– Слишком поздно ты сказал это, друг мой и союзник, – проговорил он, сурово сдвинув брови. – Они настолько приблизились к нашему войску, что этот Гарольд не остался бы в живых для того, чтобы поведать о смертельных ранах наших людей…

Граф закусил губу. Но ответил твердо:

– Это верно, государь. Неосторожный поступок для правителя страны, и могло бы случиться так, как ты говоришь. Мы много враждовали с Гарольдом и помириться по-настоящему уже не сможем никогда. Но я понял, что он тяготится этим, а потому хочет предложить мне жизнь и власть. Я отказался от его дара. Но я ценю его поступок. И я бы сделался его убийцей, если бы сказал, кто он. Я предпочел, чтобы он был моим убийцею, нежели я – его.