Юрий Борев - СТАЛИНИАДА

В 40-х годах был на партийной работе Коновалов. Ему сообщили, что его собираются назначить секретарем Ростовского обкома. На предварительной беседе с Маленковым Коновалов сказал, что не хотел бы занимать эту должность так как намеревается стать писателем. Маленков разъяснил, что его дело уже поставлено на Политбюро и отказываться поздно.

Заседание Политбюро вел Молотов. Сталин, как всегда, ходил и курил трубку. Молотов доложил данные Коновалова и положительно оценил его кандидатуру, однако заметил, что товарищ Коновалов возражает против назначения. Сталин спросил:

— Почему?

Молотов ответил:

— Говорит, что еще молод для такой ответственной работы и хочет стать писателем.

— Молодость — это тот недостаток, которому все завидуют. А связь литературной работы с политикой — это то, что необходимо литературе.

Молотов сделал вывод из сталинского высказывания:

— Итак, есть предложение утвердить. Тут Коновалов взмолился:

— Товарищ Сталин, отпустите меня. Я хочу быть писателем.

Он произнес это с почти детской интонацией отчаяния. Такое поведение на Политбюро было необычным. Сталин рассмеялся. Все рассмеялись. И Коновалова отпустили из крупных чиновников в не очень крупные писатели.

Новое назначение

В 1938 году Иван Степанович Исаков стал заместителем наркома Военно-Морского Флота. В 1946 году ему позвонил Сталин и сказал, что есть мнение назначить его начальником Главного Военно-Морского штаба. Исаков ответил:

— Товарищ Сталин, я должен вам доложить: у меня есть серьезный недостаток — нет одной ноги.

— Это единственный недостаток, о котором вы считаете необходимым доложить?

— Да.

— У нас раньше был начальник штаба, у которого не было головы.

Ничего, работал. А у вас ноги нет — это не страшно.

Засохший цветок

Женский авиаэкипаж Расковой, Гризодубовой, Осипенко в 1938 году совершил дальний перелет. Летчиц принимали в Кремле. Сталин подарил Марине Расковой большую красную гвоздику. Эту гвоздику летчица засушила, и в рамочке под стеклом цветок висел на стене ее комнаты. Я видел его.

В 1943 году Раскова погибла. Ее дочь была начинающей балериной. Театральная администрация говорила: мать была героиней воздуха, из дочери мы сделаем героиню сцены.

Однако в искусстве ни известные родители, ни инкубационное выращивание таланта ничего не значат — талант, как гвоздика, или цветет, или вянет.

Неожиданное спасение

Крупный работник Комитета по делам искусств Шаповалов перед войной сделал доклад. Выпрямляя и огрубляя и без того грубый сталинский подход к искусству, докладчик разделил всех больших музыкантов тех лет на «механицистов» и "меньшевиствующих идеалистов". Музыканты написали письмо

Сталину с жалобой на несправедливые обвинения. Сталин наложил резолюцию: 'Тов. Щербакову разобраться и примерно наказать".

Щербаков наложил резолюцию: 'Тов. Гринину (это был секретарь по пропаганде) разобраться и примерно наказать". Гринин наложил резолюцию: "Тов. Зуевой (зам. зав. отд. пропаганды) разобраться и примерно наказать". Зуева такую же резолюцию наложила и адресовала письмо ниже — тов. Пановой. Та не успела осуществить указания. 22 июня 1941 года напавший на Россию Гитлер спас Шаповалова: он был призван в армию.

Взлет и падение

Щеглов был приглашен на работу в информационный центр Министерства иностранных дел СССР. В присутствии Молотова его принял Сталин. Он спросил:

— Товарищ Щеглов, кто, по вашему мнению, должен руководить информацией, вырабатывать ее концепцию в Министерстве иностранных дел?

— Товарищ Молотов, наверное?

— Нет, у товарища Молотова много других дел.

— Тогда товарищ Хавинсон из ТАСС, наверное?

— Нет, у товарища Хавинсона другие функции. Вообще этим делом должен заниматься товарищ Сталин, но он очень занят. А как вы думаете, товарищ Щеглов, как нам осветить итоги войны с Финляндией? В каком свете нужно подать эту информацию?

Щеглов очень толково, в духе времени и ситуации высказался по этому вопросу. Сталин остался доволен и сказал:

— Ну вот видите, вы сами все можете. Надо бы все это изложить в передовой «Правды» (такая статья вскоре была Щегловым написана и опубликована в качестве передовой). Вам и надлежит руководить информацией и вырабатывать ее концепцию.

Щеглов не ответил необходимым в этом случае сервильным поклоном-комплиментом, мол, все концепции вырабатывает товарищ Сталин, или что-либо в таком роде.

Тем не менее он тут же был назначен руководителем этого информационного центра (должность иерархически очень высокая).

Полгода-год он успешно проработал, а потом "на ровном месте" был арестован и просидел с 39 года до 56-го.

Хорошо экипировался

Михаил Ильич Ромм рассказывал, что однажды его пригласили в Кремль: Сталин захотел посмотреть фильм "Ленин в Октябре". Когда кинорежиссер прибыл, оказалось, что на него забыли заказать пропуск. Какое-то время комендатура выясняла ситуацию, и в конце концов дежурный сам провел его в кинозал. Когда Ромм остался один, к нему подошел человек средних лет с военной выправкой, одетый в гражданское. Он одобряюще похлопал Ромма по плечу и сказал:

— Хорошо экипировался, грамотно. Твой будет сидеть во втором ряду с краю.

Ромм понял, что его приняли за секретного охранника.

Нетипичный случай

Эту историю рассказывал Сергей Иванович Кавтарадзе в 1958 году.

Кавтарадзе был с юности знаком со Сталиным. Возможно, это не устраивало Берия. Во всяком случае, Кавтарадзе вызвали из Ирана, где он был послом, арестовали на вокзале и сразу отправили в тюрьму. Здесь он сидел семь месяцев и никто его не допрашивал.

Наконец его вызвал молодой следователь и грубо велел признаваться в предательстве Родины. Кавтарадзе возмутился и ответно нагрубил следователю. Тот прервал допрос и отправил арестованного в камеру.

По пути, в коридоре, Кавтарадзе встретился с подполковником, который когда-то был спасен и воспитан им.

— Сергей Иванович?! Почему вы здесь?

— Не знаю.

Конвоир прервал разговор. Однако подполковник вскоре появился у Кавтарадзе.

— Чем я могу вам помочь?

— Мне можно помочь, только передав мою записку Сталину.

— Я постараюсь.

И заключенный написал записку:

"Сосо! Я арестован. Прошу тебя лично разобраться в моем деле.

Кавтарадзе".

Долго не было никакого ответа, однако месяца через два Кавтарадзе подвели к большому лифту и подняли куда-то наверх.

Затем он очутился в огромном кабинете. За большим столом сидел невысокий полноватый лысый человек. Это был Берия. Не глядя на вошедшего, он что-то писал. Арестованный долго ждал, что на него обратят внимание. Наконец, выдержав долгую психологическую паузу, Берия сказал: