А. Сахаров (редактор) - Александр II

В письме Василько не до конца цитирует распоряжение Лорис-Меликова, а там есть строка, полная цинизма: «Ввиду крайней важности дела не стесняйтесь могущими быть потерями».

Примечательно, не правда ли?

Своим распоряжением Лорис-Меликов ставил под удар отряд Тергукасова, ибо он, отдаляясь на двести пятнадцать вёрст от своих баз, имел незащищённые тылы.

Стоян не знал всего этого, как не мог знать и Василько. Лишь Тергукасову и штабу это было ясно. Они проявили высокое воинское искусство, выводя Эриванский отряд из-под удара.

«…Едва мы выдвинулись против Мухтар-паши в районе Зейденяна, как разведка обнаружила обходное движение таборов Фаик-паши, а на правом фланге, у Зивина, грозил нам Магомет-паша…

Пленный турецкий офицер назвал Тергукасову цифры отряда Магомет-паши. Оказалось, у турецкого военачальника солдат больше нашего на две тысячи, а пушек вдвое. Но генерал, несмотря на превосходство сил врага, принял решение атаковать его.

Атака оказалась такой стремительной, а пушки били с малой дистанции и так метко, что османы разбежались, а Магомет-пашу догнала пуля.

Наша победа у Драм-Деги испугала Мухтар-пашу. К генералу Тергукасову приезжают делегации армян, благодарят за избавление от османов.

Армяне – народ гостеприимный, настрадавшийся в турецкой неволе, их грабили и резали, отнимали у них детей и забирали в гаремы молодых женщин. На привалах армяне привозят нам лепёшки-лаваши и мясо, вино в бурдюках и в глиняных кувшинах кислое молоко – мадзун…»

В письме нет ни слова о том, какую угрозу правому флангу турецкой армии создала победа Эриванского отряда при Драм-Дега. Чтоб спасти положение, Мухтар-паша сосредоточил против Тергукасова большую часть сил армии. Сам Мухтар-паша возглавил отряд в восемнадцать тысяч воинов с одиннадцатью пушками, подошёл к Баязету и перекрыл Тергукасову связь с базой.

Что же предпринимает Лорис-Меликов? Вместо того чтобы вывести отряд из-под удара, он шлёт распоряжение развернуть боевые действия в тылу врага и тем самым помочь колонне генерала Геймана, двигавшейся на Сагенлуг, и обеспечить прочную осаду Карса.

Над Эриванским отрядом нависла серьёзная опасность. Ко всему прочему место для бивака было выбрано неудачно.

Вот как об этом пишет Василько в письме к брату:

«…Мы расположились на биваке, растянувшись по лощине вёрст на пять и никак не ожидая неприятеля. Солдаты чистили оружие, кашеварили, латали обмундирование.

На Эшек-Эльяси выдвинулись небольшие заслоны полковника Медведовского и майора Гурова. Неожиданно они столкнулись с турецкой пехотой и конницей, спускавшейся в Даярское ущелье. Это наступала армия Мухтар-паши. Её силы превосходили Эриванский отряд вдвое.

Медведовский и Гуров приняли единственно правильное решение: помешать османам вступить в ущелье. Дорогу им перекрыл Медведовский, а Гуров занял высоты, прикрывающие бивак.

Эриванский отряд был поднят по тревоге. К тому времени правый фланг был уже надёжно прикрыт нашими заслонами.

Генерал Тергукасов приказал отряду выступить на помощь полковнику Медведовскому и майору Гурову.

Оборону на правом крыле возглавил полковник Броневский. В центре, где я принял участие, командовал полковник Шпак, а левое крыло вёл полковник Слюсаренко.

Видимо, Мухтар-паша рассчитывал застать нас спящими. Нас спасли заслоны.

Когда на правом крыле обстановка сложилась крайне трудная, во фланг наступавшим туркам ударил наш центр. Полковник Шпак сам повёл своих крымцев в контратаку.

Наступление наших войск было настолько грозным, что османы дрогнули. Тут перешёл в атаку весь правый фланг. Турки побежали…

Мы гнали османов десятки вёрст. Турки потеряли четыре тысячи человек. А мы полтысячи. Погиб командир Крымского полка полковник Слюсаренко…»

Тысяча восемьсот семьдесят седьмой год. Канун войны…

В России завершалась земельная перепись, первая после крестьянской реформы…

Предварительные подсчёты: три четверти земель – владения помещиков, одна треть – крестьянские.

«Свободное» землепользование воочию.

1877 год…

Народника Георгия Плеханова отделяют от марксизма ещё три года. Пока же он ратует за крестьянскую общину, считая её зародышем социализма…

1877 год. Осень…

В Санкт-Петербурге Степан Халтурин, перейдя на нелегальное положение, приступает к созданию «Северного союза русских рабочих» Ширится стачечное движение. Растёт революционная активность рабочего класса. Пролетариат России выдвинулся на роль гегемона.

Поликарпа Саушкина призвали в солдаты накануне войны. Прямо с Патронного завода – и в солдаты. Таких, как Поликарп, петербургских рабочих в их батальоне двое, остальные стрелки – деревенские парни.

С пятой ротой Орловского полка Саушкин прошагал до Старой Загоры, а потом, отбиваясь от яростно наседавшего врага, пятился до самого Шипкинского перевала.

Заняли орловцы редут на правом фланге, что прикрывал гору Центральную, укрепились, орудийная прислуга установила четырёхдюймовую батарею.

Покуда турки выжидали, стрелки отдыхали, чистили ружья, штопали одежду.

Османы скапливались в Долине Роз. Подходили табор за табором, становились биваком. Сулейман-паша готовился к штурму.

Неподалёку от Саушкина подполковник Депрерадович, собрав ротных командиров, отдавал приказания. Поликарпу не слышно, о чём говорил подполковник, но по жестам Саушкин догадывался: Депрерадович предупреждал, откуда вероятнее всего могут ударить турки. Время обеденное. За каменным укрытием дымила походная кухня. Перебрасываясь шутками, потянулись к ней солдаты с котелками. Поликарпу есть не хотелось, и он решил маленько повременить. На горе Святого Николая расположились ополченцы. У орловцев уже была возможность оценить храбрость дружинников, славными солдатами показали себя болгарские войники у Старой Загоры. Нравилось Поликарпу их обращение к русским солдатам: «братушки, братушки». Это напоминало Саушкину демонстрацию работного люда в Санкт-Петербурге, у Казанского собора. Тогда, на митинге, ораторы обращались к народу со словами: «Братья!»

Мысль Поликарпа вернула его к той демонстрации. Молодой рабочий держал красный флаг. Яркий кумач, будто кровью окрашенный, трепетал на ветру. Над сгрудившимся людом поднялся какой-то студент в форменной шинели и фуражке. Он говорил горячо, брал за душу. Студент обращался к памяти погибших борцов за народ, звал продолжить их дело.

Потом налетела полиция, конные жандармы, хватали демонстрантов, заталкивали в тюремные кареты. Мимо Саушкина пробежал студент-оратор. Поликарп ухватил его за рукав, потащил в проходной двор. Бежали, пока не отдалился шум и свистки городовых. Студент остановился, поднял воротник, потом глянул на Поликарпа: