Василий Веденеев - Частный сыск есаула Сарычева

– Даже если в доме стреляют?

– Они знают, что должно случиться, – тихо ответил хозяин. – Вернее, знают, что должно было бы.

– Тайну статуэтки! Живо!

– Я не знаю. Ты можешь мне не верить, но я не знаю. Тайну надеялись узнать сначала у старшего Тоболина, потом у младшего и у тебя.

Хансен даже немного приседал от боли в простреленной руке, по пальцам стекала кровь и капала на его светлые фланелевые брюки и мягкие туфли. «Вряд ли у меня когда-нибудь будут такие», – отстраненно подумал Сарычев.

– Я не хотел тебя убивать, правда, – баюкая руку, заверял Дасти, – не думай, что это я только сейчас, когда… Нет, я всегда помню добро.

– Как же ты ввязался тогда в передрягу? – усмехнулся Павел. – Такой большой человек в преступном мире, и на тебе!

– Всяко бывает, – снова поморщился Джордж, – телохранители вовремя не успели, а ты был тут как тут. Добрый самаритянин. Убьешь меня теперь, да?

– К стене! – толкнул его Сарычев. – Встань лицом к стене!

– Что ты хочешь? – доковыляв до стены, встревожено спросил Дасти.

– Подними клешни и не вздумай оборачиваться, – велел есаул.

Хансен выполнил приказание. Павел забрал свое оружие и поднял валявшуюся на полу шашку. Осмотревшись, выбрал турецкий ятаган и сорвал его с ковра.

– Иди сюда, – позвал он хозяина. Тот обернулся и, увидев в руках Сарычева клинки, побледнел. На негнущихся ногах он подошел к дивану.

– Садись!

Хансен послушно сел и тут же рядом с его горлом в стену вонзился клинок.

– Оу! – отшатнувшись, вскрикнул Джордж.

– Вот так, не двигайся, – усмехнулся есаул и, примерившись, глубоко всадил в деревянную панель обшивки стены ятаган. Клинки сошлись крест-накрест, касаясь остриями кадыка Дасти и образовав страшную рогатку, – одно неверное движение, и они разрежут ему горло.

– Отлично, – повесив на плечо арбалет, сказал Сарычев. – Посиди тут пока.

Лоб хозяина особняка покрылся испариной. Выпучив глаза, он скосил их на клинки и просипел:

– Я же дал тебе шанс!

– Я тоже, – небрежно перешагнув через распластанное на полу тело убитой змеи, ответил Павел, выходя из оружейной.

Статуэтка «Золотого Будды» лежала у него в кармане пиджака. Дело оставалось за малым – выбраться из логова Дасти.

Сбежав по лестнице на первый этаж, он увидел стоящий на круглом столике телефон. Подошел, снял трубку, но, подумав немного, опустил ее на рычаги – нет, отсюда он звонить не станет.

Открыв окно, Павел спрыгнул в сад. Вдалеке светилось окошечко сторожки, где бодрствовал привратник. Правее, около гаража, вспыхивал огонек сигареты – там курил другой охранник. Решив не поднимать лишнего шума, Сарычев добрался до ограды и, перемахнув через нее, очутился на улице.

Стараясь держаться в тени дома, он дошел до какого-то бара, еще открытого в этот поздний час. Бармен протирал мокрой тряпкой столы и ставил на них стулья, готовясь подметать засыпанный опилками пол. Увидев полуночного посетителя, он нарочито повернулся к нему спиной и буркнул:

– Закрыто!

– Мне надо позвонить. У вас есть телефон?

– В углу, – неприветливо ответил бармен. Он устал за долгий день от общения с разного рода выпивошками и хотел только одного: поскорее закончить, прибраться и отправиться отдыхать.

– Только побыстрее, – поторопил он припозднившегося клиента, вынул из кармашка жилета жетон для телефона и бросил его на стол. Не глядя сгреб мелочь, оставленную Павлом, и вернулся к своему занятию.

Войдя в душную телефонную кабинку, пропахшую блевотиной, дешевым табаком и прогорклым пивом, Сарычев опустил в щель автомата жетон и набрал номер полицейского управления:

– Мне отдел главного криминального инспектора. Срочно!

– Соединяю, – в трубке щелкнуло, зашуршало, потом раздался короткий гудок и ленивый голос ответил на английском:

– Криминальный отдел.

– Разыскиваемый вами главарь бандитов по кличке Дасти находится в особняке Джорджа Хансена. Он в оружейной комнате.

– Что? Повторите!

– Хансен и есть разыскиваемый вами Дасти, – почти по слогам повторил Павел.

– Кто говорит? Алло! Кто говорит?

Но Сарычев уже повесил трубку. Выйдя из кабинки, он встретился взглядом с округлившимися глазами бармена. Тот с недоумением смотрел на арбалет, висевший на плече позднего посетителя.

– Что-нибудь не так, приятель? – распахнув пиджак и положив ладонь на рукоять засунутого за пояс брюк маузера, ласково спросил его есаул.

– Н-нет… Доброй ночи, сэр! – и бармен, опустив глаза, преувеличенно старательно начал протирать стол…

Неслышно ступая ногами, обутыми в матерчатые туфли на войлочной подметке, старик-китаец подал чай в маленьких чашечках. С поклоном приняв из его рук угощение, Сарычев сел на лежанку и, прихлебывая напиток, прислонился спиной к стене.

– Дасти – это опиум, – допив чай, прервал затянувшееся молчание старик. – Надо убить его.

– Я не смог этого сделать, – полуприоткрыв глаза, ответил Павел Петрович. – Пусть с ним разбирается полиция, суд. Его прегрешений перед законом вполне хватит на три пожизненных заключения.

Старик не ответил. Сгорбившись, он сидел перед низеньким столиком, держа в ладонях маленькую чашечку, словно желая забрать оставшееся в ней тепло в свои холодеющие пальцы.

– Возьми, – Сарычев отодвинул от себя арбалет и пистолеты. – Мне это не понадобится больше. Можешь предложить их корейцу Ли. Он найдет кому продать.

– А ты? – поднял седые брови старик.

– Утром я пойду в дацан Синих Скал.

– Зачем тебе буддийский монастырь? – удивился китаец. – Ты человек иной веры.

– Надо вернуть им «Золотого Будду», как этого хотел покойный профессор, – объяснил есаул. – Все возвращается на круги своя, как сказано в священной книге христиан. И статуэтка должна вернуться к тем, кто ее создал и ей поклоняется. Только теперь это скорее «Кровавый Будда», чем «Золотой».

– Божества не замечают людской крови, – вздохнул старик. – Ты вправе сделать так, как решил. И никто не может осудить тебя. Знаешь дорогу к монахам?

– Да. Спасибо тебе за все.

Старик-китаец молча гладил высохшей рукой полированное ложе арбалета, глядя невидящими глазами поверх головы Сарычева…

Когда настоятелю дацана – буддийского монастыря, получившего название Обитель Синих Скал, – доложили, что его желает видеть странный европеец, монах удивился. Что ему нужно? Может быть, это очередной охотник за секретами древней медицины? Или любитель вести долгие и пустые беседы о смысле жизни, до которых столь охочи некоторые европейцы, ничего не смыслящие в учении Будды и плохо знающие учение Христа, которого сами обрекли на смерть?

А может быть, это богатый бездельник, скупающий все подряд? Таких тоже немало бывает у ворот дацана, но все они вынуждены уходить с пустыми руками: здесь не торговали ни секретами, ни древними реликвиями, ни своим временем.