Георгий Гулиа - Ганнибал, сын Гамилькара

– Ох! – проговорила чернявая девица-иберийка. – Ну и силища у тебя! Кто ты?

– Это мой друг, – сказал Гэд. – Послушай, Рутта, почему бы тебе не отблагодарить его?

– Его? – Рутта ткнула пращника в грудь. Глаза у нее блестели хитровато. На приятном, чистом личике торчал смешной носик.

– Да, его. Учти, он скромен. Очень смущается.

Не говоря более ни слова, Рутта поднялась на носки, обхватила смуглыми руками шею пращника и звонко чмокнула его в губы. Бармокар засмущался, покраснел и что-то пробормотал.

– Что ты сказал? – спросила Рутта.

– Я скажу, что, – вмешался Гэд. – Он говорит, что хотел бы провести с тобою жаркую ночь.

– Это правда? – спросила бойкая Рутта.

Опять какое-то бормотанье вместо ясных слов.

– Не поняла, – сказала Рутта.

И опять этот Гэд:

– Рутта, он говорит, что хотел бы, чтобы ты подарила ему сегодняшнюю ночь.

– Сегодняшнюю? Но я обещала ее тебе.

– Я отказываюсь в пользу друга.

А Бармокар стоял так, словно не его все это касалось. Мычал – и все.

– Послушай, Гано, твой друг мужчина? – И Рутта залилась смехом.

Гэд наклонился к уху девицы и что-то сказал ей, видимо, смешное, потому что Рутта захохотала, глядя на Бармокара.

– Что ты шепчешь? – выговорил наконец Бармокар.

– Ничего особенного. Как всегда – сущую правду.

– Ну что ж, – проговорила кокетливо иберийка, – я согласна. – И прислонила голову к груди пращника. – Ты женат?

– Я? – почему-то удивился Бармокар.

– Неважно. С женатым даже интересней. Только ты мне не лги. Я не ревнива. А хочешь, Гэд, мою подругу? К ней еще не прикасались. Девственница, каких мало в этом городе.

– Ври больше! – буркнул Гэд.

– Я – вру? – возмутилась Рутта. – Значит, ты меня совсем, совсем не знаешь. Если совру – я плачу ей вместо тебя. Слышишь? – вместо тебя.

– Посмотри на нее! – воскликнул Гэд. – У Рутты завелись деньги. С каких это пор?

– С тех пор, как завела купчишку.

– Какого это?

– А такого! Не жадного, как ты.

Гэда, кажется, переговорила эта иберийская красавица. И тогда он упрекнул своего друга в медлительности. В конце концов, Бармокара не силком ведут на свидание. Можно вымолвить хоть слово?

– Фу! – поморщился Бармокар. – Последний карфагенский матрос и тот выбирает слова, а ты, Гэд, – совершенный босяк… Верно говорю, Рутта?

– Нет, неверно. Я обожаю Гэда. Он – мой хороший друг. Разве плохой порекомендовал бы тебе меня?

– Ладно, – примирительно произнес Гэд, – зайдем-ка лучше в харчевню и кинем чего-нибудь в рот.

Рутта вопросительно уставилась на Бармокара.

– Согласен, – сказал тот, шаря рукою в кармане: денег достанет, это точно.

И они направились к харчевне, окунувшись с головой в базарную толчею.

В харчевне – галдеж. Здесь стоит терпкий дух. Кого только не слышно: карфагенца и галла, ливийца и нумидийца, грека и васконца. Грубый смех сотрясает закопченный потолок.

Бармокар протискивается к укромному уголку, освещаемому разноцветным финикийским стеклом. Рутта садится на скамью меж Гэдом и Бармокаром. И кому-то незаметно кивает…

– Пусть тащат вино! – командует Гэд. – Кстати, есть у тебя денежки, Бармокар?.. Я немного поиздержался.

– Не волнуйся, пей, ешь. И ты, Рутта. Скажи мне, чем тебя угостить?

– Вот это другое дело, – сказал довольный своим другом Гэд.

– Ты совсем затуркал бедного мальчика, – заступилась за Бармокара Рутта. – Он настоящий мужчина, только немножко стеснительный. Поверь моему нюху.

– Я? – Бармокар посмотрел на девицу, подумал немножко и вдруг обхватил ее своими лапищами, посадил к себе на колени и впился губами в ее губы. Поцелуй был долгий, жаркий. Рутта – такая многоопытная в любовных делах – чуть не задохнулась.

– Галльский медведь, – с трудом вымолвила она, переводя дыхание. – Ты чуть не задушил меня.

Бармокар молчал, сопел, как провинившееся дитя.

– Ты ли это? – поразился Гэд. – Я же шучу.

– Я не люблю дурацких шуток!

Рутта поцеловала Бармокара, попыталась успокоить и успокоила – на этот счет она была великая мастерица.

– Мальчики, – сказала она, – мы будем ссориться или?..

– Мир! – сказал Гэд. И похлопал друга по плечу.

– Слышишь? – вопросила Рутта.

И Бармокар выдавил из себя:

– Слышу.

Рутта весело запищала.

Мужчины двинулись к хозяину харчевни, занятому закусками, которые он готовил вместе с женой. Он с трудом успевал – молодые воины ели и пили без оглядки, и это у них отлично получалось.

– Хозяин, – обратился к харчевнику Гэд.

– А, это ты, – сказал тот. – Тебе вина?

– Лучшего, и побольше!

– Денежки завелись?

– Именно.

– Где же они? – Почему-то хозяин оказался недоверчивым.

– Вот они! – Гэд указал на своего друга.

Харчевник осмотрел Бармокара обволакивающим взглядам бывалого знатока.

Пращник тряхнул мешочкам, подвязанным к поясу.

– Берите эту миску, эти кувшины, эти чаши, – приветливо сказал харчевник.

Его жена улыбалась во весь рот – сытая толстая баба.

Гэд нагрузился, как положено бравому воину, его примеру последовал Бармокар, предварительно выложив монеты.

– На здоровье! – крикнул им вослед харчевник.

– Не обижайте Рутту, – добавила его уважаемая супруга – сводница, каких свет не видывал.

Муж буркнул:

– Подкладываешь девицу и сама же даешь прекрасные советы.

– Этот Гано Гэд – парень не промах. Он и без моей помощи кого угодно завлечет.

– И тебя, что ли?

Пухлое лицо сводницы расплылось и стало похожим на сагунтский хлеб, который только что вытащили из печи.

Когда пращники выложили на дубовый стол свое угощение, Рутта удивилась:

– Куда так много!

От природы она была расчетлива, и, по ее мнению, незачем тратиться, когда в этом нет особой нужды.

– Я стою не так дорого, – пошутила она.

Бармокар строго взглянул на нее:

– И про эти шутки забудь.

Магон попивает вино, удивляется. Есть чему удивляться…

Пошел восьмой месяц осады Сагунта. Подумать только – восьмой! А ведь казалось… Впрочем, ничего не казалось: Ганнибал шестым чувством понимал, что Сагунт – не простой орешек. Но, говоря откровенно, шестое чувство – сплошная отговорка для неудачников. В бою положено опираться на пять чувств, а не на шестое или там седьмое. Это мудрецы-болтуны придумали какие-то особые чувства. Вот Миркан Белый предупреждал… Верно, предупреждал… Однако предупреждать – это его специальность. А что ему делать, если не предупреждать? В противном случае кому он будет нужен со всеми его звездами и прочей чепухой?

Дай, Ваалхаммон, памяти! Стало быть, так: самое начало похода на Сагунт. Что же было вначале? Да! Как обычно, старика Миркана вызвали к брату. Магон был при этом разговоре.