Димитр Димов - Табак

– Э!.. – беспечно улыбнулся толстяк, – Из-за такого пустяка – полицейских?

Длинный побагровел и мрачно поджал губы.

– Скотина! – выругался он. – Работаешь спустя рукава. Но погоди, когда-нибудь продырявят тебя, как решето… Или не знаешь, что политические – люди опасные?

Он почувствовал презрение к легкомыслию своего товарища и ненависть к жертве, к человеку, которого предстояло арестовать. Все-таки опасная она, эта их собачья профессия!.. Ведь как бывает: посмотришь на человека – ничтожество, оборванец, а подойдешь его арестовать – сразу выпустит обойму тебе в живот или в голову. Длинный видел в морге трупы убитых коллег, и воспоминание о них преследовало его, как кошмар. «Политические – люди опасные», – опять подумал он, и его тупая, животная ненависть к ним возросла еще больше. Это она порождала жестокость, с какой он истязал их после ареста. Но при аресте каждой новой жертвы он испытывал гнетущее, непреодолимое беспокойство. Поэтому он и сейчас был так раздражителен и зол.

– Ну ладно, ладно!.. – успокоил его толстяк. – Я пойду вперед.

– Посмотрю я на тебя… – сказал Длинный, делая вид, что великодушно уступает ему первенство.

Толстяк взглянул на него насмешливо, убежденный, что сам он хитрее Длинного.

– Что «посмотрю»? – повторил он, жуя орешки. – Я свое дело знаю и всегда иду первым. Я не такой трус, как ты.

Длинный униженно промолчал, опасаясь, как бы его напарник не изменил своего решения. Они пересекли улицу, и Длинный вошел в мастерскую, а толстяк остался у входа.

В это время Яко шумно торговался с каким-то крестьянином. Подойдя к ним, Длинный грубо прервал их разговор. Яко испуганно взглянул на него и сразу понял, что это представитель власти – очень уж самоуверенно он вошел. У шорника была длинная седая борода. Вместе с грязной шапочкой и кожаным фартуком она придавала ему какой-то чудной, старомодный вид, разозливший агента.

– У тебя есть квартирант? – сурово спросил Длинный.

– Чего изволите?… Квартирант?… Да, сударь.

Со свойственной ему быстротой соображения Яко сразу же все понял. Он давно уже подозревал, что Макс втянет его в неприятности с полицией, по не хотел его трогать из боязни потерять квартиранта. И вот тебе – пришла беда! Проклиная свое сребролюбие, Яко понимающе кивнул, как будто хотел сказать, что заранее согласен со всеми мерами пресечения, на которые пойдут власти.

– Отведи нас в его комнату, живо! – властно приказал агент.

Яко охватило предчувствие чего-то плохого, и борода у него затряслась от страха.

– Одну минуточку, сударь, я сейчас! – пролепетал он заикаясь. – Вот только чтобы лавка не осталась пустой… Rebeca! Yen aqui! [43]Прошу вас, сударь! Rebeca, ven aqui, mujer! [44]Прошу вас, сударь! Rebeca!.. Rebeca!..

Яко кричал, поворачивая голову то к крестьянину, то в сторону мастерской, словно прося помощи. Наконец из маленькой двери вышла Ребекка, вытирая передником мокрые руки.

– Qué hay? [45]– сердито спросила она.

– Quédate aqui! [46]– приказал ей Яко и кивком головы попросил агента следовать за ним.

Они вышли на тротуар перед мастерской. Лицо Длинного нервно подергивалось. Его жестоко мучил страх. Вся обстановка казалась ему подозрительной и грозящей неожиданностями. А вдруг этот тип бросит гранату?

– Иди с евреем! – приказал он толстяку, стараясь казаться спокойным, хотя зубы его стучали от страха.

– Я?… – насмешливо, но с явной готовностью выполнить приказ переспросил толстяк.

Он ничуть не боялся, и паника, охватившая старшего чином сослуживца, забавляла его.

– А кто? Я, что ли? – со злостью ответил Длинный. – Ты моложе и должен привыкать. Представлю тебя к награде.

Толстый агент громко рассмеялся в ответ на это обещание и двинулся вслед за Яко, на всякий случай сжимая в кармане пальто пистолет. Оставшись один на тротуаре, Длинный облегченно вздохнул. Крытый проход под вторым этажом дома соединял улицу с пропахшим помоями двориком. Во двор вели две двери: одна из мастерской, другая из жилой части дома. Толстяк и Яко вошли во вторую дверь. Убедившись, что из жилой половины дома другого выхода нет, Длинный тоже подошел к этой двери и стал в стороне, чтобы стрелять сбоку, если подозрительный попытается бежать. В течение нескольких секунд ou слышал, как толстяк и Яко поднимаются по ступенькам деревянной лестницы. Его напряжение и страх все возрастали. «Собачье ремесло!..» – снова подумал он, облизывая пересохшие губы, и вскоре понял по затихающим шагам, что те двое уже поднялись. Потом наступила тишина, но вскоре загремели выстрелы и кто-то глухо и хрипло крикнул. Что-то тяжелое, очевидно тело толстяка, покатилось по лестнице. Длинный прижался к стене и с револьвером в руке ожидал, готовый выстрелить. Но спустя мгновение он услышал еще выстрел, а потом гнусавый и гнетущий вой, прерываемый причитаниями на непонятном ему языке. Кто-то медленно и осторожно спускался по лестнице, словно стараясь обойти что-то лежавшее на пути или перескочить через препятствие. Длинный настороженно, но уже без паники ждал дальнейших событий, зная, что позиция его удобна для стрельбы. Гнусавый беспомощный вой зазвучал громче. «Еврей», – с презрением подумал агент. Он подождал еще немного. Непонятный говор – смесь проклятий и плача – вызывал в нем отвращение, и Длинный выругался. Наконец из двери выбежал Яко. Воздев руки к небу, шорник бросился на улицу. Лицо его было искажено ужасом, а под широко раскрытым красным ртом развевалась борода, редкая и седая. Низенькая шапочка и кожаный передник придавали ему сейчас еще более зловещий вид. Агент быстро выбежал и стал перед ним с револьвером в руке.

– Что там? Кто стрелял? – взревел он.

При виде револьвера Яко пришел в неописуемый ужас.

– Су… су… су… – забормотал он заикаясь.

– Идиот! Говори скорей!

– Су… су… су… сударь…

Голова, руки, ноги – все тело Яко тряслось от ужаса. Агент грубо оттолкнул его в сторону и занял прежнюю позицию. Яко выбежал на улицу, издавая страшные хриплые вопли. Длинный ждал. Сверху не доносилось ни малейшего шума. Наконец он понял, что драма на втором этаже уже закончилась, и почувствовал эгоистическую, животную радость – и на этот раз он спасся! Но он решил пока не двигаться с места. Иногда эти типы, даже смертельно раненные, поднимаются и стреляют. Во двор вошел полицейский. Сзади него собиралась испуганная толпа.

– Полицейский! Тревогу! – крикнул агент.

Спустя пять минут прибыл Чакыр со взводом полицейских. Немного бледный, он умело и спокойно окружил дом и оттеснил толпу. К осажденному обратились с предложением сдаться, но дом молчал. Чакыр спросил, не согласится ли кто-нибудь добровольно подняться наверх. Никто из подчиненных не ответил. Тогда он, стиснув зубы, вынул револьвер и пошел сам. За ним последовал молодой полицейский с красивыми черными усиками, а потом робко и нерешительно двинулся агент. На верхнем пролете лестницы, раскинув руки, головой вниз неподвижно лежал толстяк. Лицо его было рассечено пополам непрерывной вереницей пуль, выпущенных одна за другой. Чакыр невозмутимо перешагнул через труп и зашагал дальше. В такие минуты он думал только о своем полицейском достоинстве. Дверь комнатки, в которой жил Макс, была полуоткрыта.