Димитр Димов - Табак

– Все тот же! – признала она, с неудовольствием протягивая ему руку. – Ничуть не изменился! И вид у тебя все такой же.

Он не почувствовал скрытого упрека в ее словах и сказал сердито:

– Наконец-то соблаговолила явиться! Почему ты не пришла вечером?

– Потому что отшагала сорок километров за день. Не затевай ссоры с первой же минуты.

– Ссориться мы будем потом. Разве ты не получила моего письма из Ленинграда? Я предлагал тебе взять отпуск одновременно со мной и провести его вместе.

– Получила, по мне не хотелось проводить лето без моих товарищей.

– А почему ты даже не ответила на это письмо?

– Потому что оно было полно всяких глупостей! – Она рассмеялась небрежно и равнодушно. – Мне рассказывали, что ты научился хорошо говорить по-монгольски. А потом изучил китайский язык. Это правда?

– Отчасти! Я имею звание полковника Красной Армии, три года служил в Алма-Ате. Но китайский – это уж выдумка, которой кто-то украсил мою биографию.

– Значит, с нефтяных промыслов Аргентины – в Испанию, а из Испании – в Алма-Ату! Красота! Скоро тебе будет тесно на земле.

– В этих странах я многому научился.

– И в каждой оставил по разбитому сердцу, а?…

– Ты по-прежнему высокого мнения о моей личной жизни.

– Я всегда отделяла ее от твоих заслуг как коммуниста.

– Благодарю за уточнение.

– Если бы я не отделяла одного от другого, мне было бы очень тяжело, – сказала она. – Тогда я бы слепо любила тебя или так же слепо ненавидела… А сейчас я знаю, как нужно относиться к тебе.

– Ты в этом уверена? – спросил он хмуро.

– Да! С каких пор ты знаком с Ириной?

– С какой Ириной?

– Как «с какой»? Значит, пытаешься все скрыть? С любовницей твоего брата!

– Мне нечего скрывать! – Павел рассмеялся. – Просто я забыл о ее существовании! Так, значит, эта сплетница Варвара доложила тебе о своих подозрениях! Ну и что же? Ты считаешь Ирину своей соперницей?

– О, я не так самонадеянна!

– Глупости говоришь! – Павел нахмурился. – Ты знаешь ее?

– Знаю.

– Она но донесет на меня в полицию?

– Вряд ли! Хотя бы потому, что ты неплохо забавлял ее.

– Довольно болтать. В этой женщине есть что-то трагическое, и это заставило меня призадуматься. Может быть, на меня повлияла необычность встречи, горечь ее слов. Сейчас они кажутся мне слащавой исповедью – этой женщине, должно быть, хотелось оправдаться или покаяться в своих пороках и падении.

– И вот эта горечь и подействовала на тебя, не так ли? Тебя взволновали ее красивое лицо, чудесные руки, золотистая, как янтарь, кожа? Что говорить, от нее исходит теплота, душевная и телесная, которая заставляет мужчин забывать о ее пороках. И все это умело переплетено с аналитическим умом, красноречием и пассивностью перед злом. Вот ты и призадумался! Браво, товарищ инструктор партизанского штаба! Я до глубины души растрогана твоей впечатлительностью!

Лила опустила голову и рассмеялась, прикрыв глаза темными от ружейного масла, огрубевшими ладонями.

– Лила! – Голос Павла пресекся от внезапного волнения. – Почему ты смеешься надо мной? Двенадцать лет я ждал этого дня.

– А зачем тебе я? – удивленно спросила она, приподняв голову.

– Затем, что в тебе воплощено все прекрасное, за что мы боремся.

– Хороший лозунг, – сказала она. – Но нам, трудящимся женщинам, не хватает утонченности полночных красавиц. Мы не умеем приукрашивать своп чувства горечью, не знаем, как превращать свою скуку в позу и развлечение. Это искусство избранных – кокоток, содержанок! Нам оно недоступно, потому что нам чужды лень, раболепие и глупость трагических женщин, которые заставляют вас «призадумываться". Но может быть, нам надо облениться и поглупеть, как они? Может быть, после победы нам лучше не строить социализм, а бегать по портнихам и парикмахерским, красить себе ногтя, вертеться перед вами в шелковых пеньюарах и прикидываться печальными и нежными до тошноты? Сейчас вы нас любите, ибо мы равны и в борьбе, и в смертельной опасности, а потом, когда буржуазные женщины начнут кидаться вам на шею, мы покажемся вам безобразными и грубыми…

– Тебе подобная опасность не грозит! – улыбнулся он.

– А может быть, грозит – почем ты знаешь? – вскипела вдруг Лила. – Красота женщины не только в гладкой коже, затуманенном взгляде или маникюре. А достоинства женщины вовсе не сводятся к уменью забавлять мужчин.

– Разве я ото говорил?

– Не говорил, но это можно было понять из твоих слов.

– Давай тогда предложим Народному суду в первую очередь заняться Ириной!

– Важен принцип, а не Ирина! Целых двенадцать лег я хранила тебя в своем сердце и ни о ком больше не думала! Вокруг меня было много мужчин, о которых можно было бы подумать, но я этого не делала. Ты понял?

Павел слушал ее затаив дыхание, с улыбкой, с радостным трепетом. Ему казалось, что сияние в глубине ее глаз разгорается, становится все ярче и ярче и заливает все вокруг.

– Не думай, что я ненавижу Ирину! – сказала Лила немного погодя. – Она мне спасла руку!

– Надо будет намылить шею Варваре, – проговорил Павел.

– Не надо. Варвара просто исполнила свой долг.

Они умолкли. Из пещеры вышел майор.

Майор сварил клейстер из муки, склеил обтрепанную от долгого употребления, распавшуюся на куски карту и вышел просушить ее на солнце. Во всей этой работе, отнявшей больше часа, в старании, с каким он припоминал рецепт изготовления клейстера и наконец вспомнил, что из муки только тогда получится хороший клейстер, когда муку заваришь кипятком, в тщательности, с какой он разрезал ножом бумагу на узкие полоски и наклеивал их на сгибы карты, чтобы соединить разорванные куски, сказались свойственные ему огромное трудолюбие, педантизм и аккуратность, которые он неизменно проявлял, тридцать лет служа партии. Эта старая, изорванная топографическая карта крупного масштаба, хранившаяся у майора еще с первой мировой войны, была необходима штабу, и он всегда дрожал над ней. Он расстелил карту па траве и придавил по углам камнями, чтобы ее не унесло ветром.

Майор, по-видимому, с головой ушел в свое занятие, но Лиле и Павлу показалось, что он слышал их разговор. Естественней всего было не выдавать своего смущения.

– Майор! – сказала Лила. – Вы все время с чем-нибудь возитесь. Чем вы сейчас заняты?

– А! – Майор явно притворился, что только сейчас заметил их. – Это вы? Я склеивал карту.

– Как вам понравился наш разговор?

– Я ничего не слышал. – деликатно солгал майор. – О чем же вы разговаривали?

– Так, глупости болтали.

– Продолжайте в том же духе. – Майор лукаво улыбнулся. – Глупости иногда помогают нам получше разобраться в серьезных вещах. Вы еще останетесь здесь?