Димитр Димов - Табак

– Это не имеет значения. Я обязана приехать.

Костову показалось, что в ее голосе прозвучала ирония.

– Как здоровье Аликс? – спросил эксперт.

– Все так же, но мы нашли новые лекарства.

– Очень вам благодарен… А настроение вообще?

– Довольно смутное, особенно среди военных.

Телефонная связь неожиданно прервалась, и Костов положил трубку. Он разговаривал из комнаты коменданта гостиницы – мобилизованного подпоручика запаса, который в это время закусывал хлебом и сыром.

– Я бы не советовал госпоже ехать сюда, – сказал подпоручик.

– Почему?

– Потому что ездить уже опасно. Вчера греческие партизаны совершили нападение па станцию Порой, и поезд пришел изрешеченный пулями. Два солдата и офицер из охраны поезда убиты.

– Госпожа может приехать в легковом автомобиле.

– И это опасно. На шоссе в горах могут разгореться бои между нашими и немецкими частями. А здесь положение особенно скверное.

Подпоручик, краснощекий молодой человек, с удовольствием уплетал сыр, и тревога не портила ему аппетита.

– Я ничего не знаю о последних событиях, – сказал Костов.

– Но могу взять в толк, как вы отважились приехать в Салоники, – продолжал подпоручик. – Если нас и завтра не выведут отсюда, будет одно из двух: нас или возьмут в плен немцы, или перережут греки.

Отправив в рот кусок сыра, подпоручик добавил с возмущением:

– Трудно представить более глупое командование.

– Почему? – спросил эксперт, пораженный развязностью, с какой подпоручик критиковал свое начальство.

– Потому, что я вчера был в Неа-Плайа и своими глазами видел, как солдаты выбросили в море несколько тонн сахара… а потом полили бензином семьсот противотанковых снарядов и взорвали их. Пустяки, а? Один такой снаряд обходится в пятьдесят тысяч левов! А ведь все это удалось бы вывезти вовремя, если бы в головах у наших министров и начальников вместо соломы были мозги.

– События развиваются слишком быстро, – сдержанно заметил эксперт.

– Быстро, говорите? Мы вот уже два месяца видим, как у нас в тылу немцы роют окопы рядом с шоссе. А теперь в штабе скулят, что, мол, трудно вывозить артиллерию по здешним козьим тропам. Хотите закусить?

– Нет, спасибо. Где мне найти врача?

Подпоручик отрезал себе еще ломоть сыра.

– Есть тут один в лазарете интендантства, только больно упрям.

– Я привозу его на машине.

– Это ваша машина?

– Нет. Одного грека.

Подпоручик перестал жевать и задумался. Его румяное лицо выражало и откровенное удивление, и недовольство.

– Вы, торговцы, недурно устраиваетесь! – заметил он немного погодя. – Мы тянем лямку, а вы братаетесь с греками и наживаете миллионы. Третьего дня осудили на смерть одного унтер-офицера за то, что он не сопротивлялся, когда партизаны обезоруживали его. Разве это справедливо?

Костов хмуро посмотрел на подпоручика и не ответил. Уж если этот человек, который, судя по всему, не коммунист, теперь рассуждает, как коммунисты, значит, надеяться не па что, подумал он. И тогда он понял, что хаос уже начался.

Спустя полчаса Костов разыскал врача, служившего при дивизионном складе интендантства, и попросил его поехать с ним на машине Кондояниса в гостиницу. Но врач категорически отказался. Он был слишком занят, чтобы в такое время возиться со штатскими. Это был нервный смуглолицый человек, явно встревоженный всей окружавшей его суматохой. В лазарете велись последние приготовления к эвакуации в Болгарию. У склада интендантства вытянулась длинная вереница грузовиков с материалами, которые не должны были попасть в руки греков или немцев. Все были крайне обеспокоены поспешным уходом дивизии из Халкидики – гарнизон Салоник она оставляла тем самым на произвол судьбы.

Отказ врача рассердил Костова, и он вынул документ, в котором военным властям предписывалось оказывать ему содействие. Врач прочел его и сказал раздраженным топом:

– Плевал я теперь па эти бумажки.

– Но вы не имеете права плевать на свой нравственный долг, – с горечью заметил эксперт.

– Это из Священного писания, – вспыхнул врач. – А мне вот дали год тюрьмы, когда один негодяй донес, что я перевязывал раненых партизан.

Костов на это не отозвался и снова почувствовал леденящее дыхание хаоса.

– Так вы поедете? – спросил он немного погодя.

– Поеду! – сердито проговорил врач. – Вы умеете взывать к чувству долга.

Дав какие-то указания санитарам, он сел в машину. Но к больному они попали только через полчаса, так как по дороге в гостиницу их застала воздушная тревога. Зловеще завыли сирены, и толпы греков в панике пустились бежать из района пристани. Старые расшатанные трамваи с лязгом и грохотом мчались па окраины. Разносчики бросали на тротуарах свои лотки. Матери с детьми бежали в верхнюю часть города, а старики, которые были не в силах бежать, смиренно жались под эркерами зданий. Все это показалось Костову страшным. Он вспомнил, что в течение нескольких дней Лондонское радио в передачах на греческом языке предупреждало жителей Пирея и Салоник, чтобы в случае воздушной тревоги они бежали из кварталов, прилегающих к портам.

Шофер вывел машину из города. Спустя полчаса дали отбой. Никакого налета не было. Врач и Костов вышли из машины перед гостиницей.

Раздосадованные вынужденной задержкой, они вошли в вестибюль. Здесь царило безлюдье и запустение. Двери комнат были распахнуты настежь, и повсюду распространялся запах пота, сапог и нафталина. Шаги Костова и врача зловеще отдавались в тишине. Эксперт догадался, что во время воздушной тревоги комендант гостиницы и часовой, должно быть, бежали в ближайшее укрытие.

Борис, под солдатским одеялом, неподвижно лежал в душной комнате. Состояние его не изменилось с тех пор, как его оставил Костов. Лицо у него было мертвенно-бледное, волосы, мокрые и слипшиеся, блестели от пота. С помощью Костова врач расстегнул ему рубашку и приложил ухо к его груди.

– Кома! – сухо произнес он, вынув из своей сумки шприц.

– Что это значит? – спросил Костов.

– Бессознательное состояние при остром инфекционном заболевании. Очевидно, у пего тропическая малярия. Вы из Каваллы приехали?

– Да, из Каваллы.

– А хинин он принимал?

– Нет. Но он много пил.

– Слишком?

– Да, чрезмерно.

Врач холодно усмехнулся.

– Это и осложнило его болезнь, – сказал он. – Я сделаю ему укол кардиазола.

– Как мне с ним поступить?

– Лучше всего немедленно перевезти его в Каваллу или оставить тут, и пусть его лечат немецкие врачи. О миллионерах везде хорошо заботятся.

Врач воткнул иглу в руку Бориса.

– Сердце у него, как испорченный насос, – сказал он через некоторое время и, положив шприц, закурил.