Димитр Димов - Табак

– Прочтите, что вы записали.

Секретарь, раскаиваясь в мимолетном злорадстве, которое отвлекло его от дела, прочел стенограмму. Борис сухо указал ему на две ошибки.

– Извините меня… Простите!.. – униженно выдавил из себя секретарь.

Борис снова начал диктовать.

Наконец письма были застенографированы, и секретарь, чувствуя, как по спине его стекает струйка холодного пота, пошел к двери.

– Попросите господина Барутчиева, – сказал Борис.

Барутчиевых было трое – три родных брата. Двое из них враждовали между собой, словно претенденты на королевский престол, а третий обеспечивал сбыт их табака за границу, вел беззаботную жизнь на европейских курортах и поддерживал отличные отношения с Германским папиросным концерном и гитлеровцами. В приемной ждал Бориса Барутчиев-младший – в это время старший лечился от туберкулеза в санатории, а средний развлекался в Баварских Альпах, – полный, небольшого роста, с орлиным носом и слегка надменными глазами. Он был неплохо образован, но больше всего на свете любил блистать. Он жаждал стать таким же всемогущим, как старший брат, но не обладал его достоинствами, а мания величия мешала ему соблюдать даже самую обычную осторожность в торговых делах.

Когда Барутчиев-младший вошел в кабинет, на лице его было написано скорбное чувство собственного достоинства, задеть которое не могут уколы какого-то выскочки. Подумать только – этот вчера еще никому не известный мальчишка заставил его ждать!

Борис с равнодушной вежливостью пригласил его сесть. Барутчиев-младший опустился в кресло и, встретив холодный взгляд табачного магната, беспомощно мигнул.

Наступило молчание.

– Я опять пришел к вам, господин Морев… – заговорил наконец Барутчиев, – Слушание дела в суде назначено на конец месяца.

– Да!.. – Борис вытащил пачку сигарет и с безразличным видом поднес ее гостю, но Барутчиев, обиженный тем, что его приняли не сразу, отказался.

– Благодарю. Не курю перед обедом.

Борис закуривал свою сигарету целых полминуты. – Да, понимаю… – проговорил он наконец. – Но боюсь, что мне трудно будет дать такие показания, каких вы от меня ждете.

Барутчиев-младший на миг застыл, тревожно раскрыв глаза. Им овладели отчаяние и возмущение, но какую-то лазейку ответ Бориса все же оставлял. Мальчишка хотел взять его измором.

– От вашей оценки зависит исход дела, – сказал Барутчиев, и в голосе его прозвучало скорее горькое презрение, чем лесть.

– Понимаю, – холодно ответил Борис – Но я должен думать и о собственных интересах.

– А в чем будут ущемлены ваши интересы, если вы скажете на суде правду?

– Вы еще не понимаете, что это вам не выгодно? – В глазах Бориса вспыхнуло холодное насмешливое удивление. – К тому же, если я скажу правду, я поссорюсь с банком вашего брата, а это не в интересах «Никотианы».

– Господин Морев!.. – драматически воскликнул Барутчиев, и в его голосе прозвучал панический ужас миллионера, которому грозит разорение. – Какая мораль, какой человеческий закон разрешает банку лишать меня кредита в разгар закупок, после того как я роздал девять миллионов задатка? И какое разумное учреждение сделало бы это раньше, чем я хотя бы получу табак от производителей?… Нет!.. – Барутчиев вдруг выпрямился и махнул рукой. – Нет!.. Ваш долг справедливо решить старый семейный спор, угрожающий гибелью моему существованию… Мой брат – ипохондрик, больной туберкулезом… завистник… злая мумия… чудовище!.. Мое возвышение его злило… Мои прибыли бесили его!.. Я чувствовал, как он за мной следит – подло… вероломно… И вот он внезапно нанес удар! Мое имущество, дом, мебель… все описано! Разве я не имею права защищаться, возбудить дело, требовать возмещения убытков?

– Да, конечно, – равнодушно согласился Борис – Но Не надо ссорить «Никотиану» с вашим братом.

– А справедливость, господин Морев?

– Это дело судей.

– Но они вынесут решение на основе ваших показаний как эксперта-специалиста.

– Следовательно, я должен быть объективным.

– Именно об этом я вас и прошу.

– Так оно и будет!.. Ваш брат просто охранял интересы своего банка, а вы желаете доказать, что он действовал с умыслом – хотел вас разорить… Но это неверно! Если я скажу так, это будет ложь. Это значит, что я вырву из его банка тридцать миллионов и положу их в ваш карман… Это значит, что я поссорюсь и с политическими кругами, заинтересованными в банке, и завтра уже не смогу рассчитывать на их услуги. Другими словами, вы хотите, чтобы, помогая вам, я рисковал интересами «Никотианы»?… Так? Но, спрашивается, ради чего?

Из груди Бориса вырвался негромкий холодный смех. Он взял еще сигарету и стал закуривать ее так же медленно, как и первую.

Барутчиев-младший вздохнул с облегчением. Наконец-то!.. Мальчишка раскрыл свои карты – намекнул, что готов оказать услугу, но, разумеется, отнюдь не безвозмездно. Жалкий выскочка и плебей! Ведет себя как мелкий жулик!.. Барутчиев забыл, что не курит до обеда, и закурил. Самое большее через год он растопчет этого мальчишку, как червяка, вместе со всей его пока что неуязвимой «Никотианой». Но – терпение!.. Поседевший, страдающий манией величия «волк» вдохнул благоуханный дым сигареты и со смехом отечески похлопал «волчонка» по плечу. «Волчонок» тоже улыбнулся, но глаза его были по-прежнему холодны.

– Послушайте, юноша!.. – Барутчиев уже успокоился. – Я вижу, старик Пьер оставил себе достойного заместителя!.. Чудесно!.. Точно так же поступил бы и я. Давайте поговорим откровенно! Значит, вы спрашиваете, ради чего? – Голос Барутчиева зазвучал чрезвычайно торжественно. – Ради того, что завтра единственным покупателем нашего табака останется рейх, а ведь это я буду указывать Германскому папиросному концерну, между какими фирмами распределять поставки… Ясно?

Барутчиев-младший взглянул на Бориса, чтобы увидеть, какой эффект произвели его слова. Но «волчонок») невозмутимо затягивался сигаретой и выпускал дым. Дерзкие и холодные глаза его были по-прежнему бесстрастны.

– Сегодня – это еще не завтра, – спокойно проговорил Борис.

– Тогда я скажу вам, каково положение сейчас. Восемьдесят процентов проданного табака пошло по цене более низкой, чем прошлогодние цены. Девяносто процентов всех партий еще ждут покупателей. Знаменательно, правда? Но наши торговцы – дураки и ничего не видят.

– Временный застой цен, – с притворной наивностью сказал «волчонок». – Я тоже придерживаю свои партии в ожидании более высоких цен.

– Ошибаетесь! – великодушно воскликнул Барутчиев-младший. – Ошибаетесь, дорогой мой!.. Приближается невиданный экономический кризис. Цены на продукты земледелия и на табак катастрофически упадут. Впереди паника и банкротство. Вы ведь знаете, что в этой области я получаю отличную информацию. По придворным и дипломатическим каналам. И по еврейским, коли на то пошло… Заметьте себе, и по еврейским!.. Парадоксально, не правда ли?