Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

А теперь, как велено в записке от батюшки, доставленной мне миссис Эллен, я должна готовиться ехать ко двору, послезавтра, дабы заключить помолвку и подписать предварительный контракт. Более того, я должна выглядеть довольной, или что-то в этом роде! Признаться, сомневаюсь, что смогу к тому времени подняться с постели, не говоря уже о том, чтобы выглядеть довольной. Так или иначе, чему здесь радоваться? И что бы сказали при дворе, если бы увидели полосы у меня на спине?

Он похож на павлина, важно вышагивающего в своем наряде кричащей расцветки. Его можно было бы назвать красивым, если бы не эта выпяченная нижняя губа и надменная гримаса. Его позерство ничуть меня не впечатляет и даже вызывает отвращение. И это мой будущий муж! Разве я когда-либо смогу полюбить такого человека? В его манере держаться нет ни изящества, ни скромности — одно равнодушие и дерзость. Слухи о нем, без сомнения, правдивы: он порочен! Боже, помоги мне, ибо как я стану с ним уживаться? Как я это вынесу?

Мы стоим по разные стороны стола в роскошных покоях герцога, в окружении родителей, юристов и клерков. Раны ноют под тяжелой тканью моего наряда, так что приходится меньше двигаться, чтобы не тревожить их. Я чувствую себя совершенно несчастной, но, когда надо, пытаюсь улыбаться, а в остальное время стою, потупив глаза долу. Тут даже матушке не нашлось бы за что меня упрекнуть!

Так проходит весь обряд — обещания помолвленных, обмен кольцами, поздравления свидетелей. Мне не верится, что это все происходит на самом деле. Завтра официально объявят о дне будущего венчания, но сейчас, по завершении формальностей, мы перемещаемся в гостиную, где нам подают вино и засахаренные фрукты.

Гилфорд и я, с кубками в руках, оказываемся лицом друг к другу.

— Миледи Джейн, — говорит он, низко кланяясь.

— Лорд Гилфорд. — Я делаю реверанс.

Нам нечего друг другу сказать. Мы заполняем пустоту светской болтовней, как это принято в подобных случаях.

Пару минут мы обсуждаем погоду и достоинства вина, тем временем оценивая друг друга. Я поражаюсь нелепости происходящего, а мой жених явно скучает и злится. Однако именно я не выдерживаю первой.

Я придвигаюсь ближе к нему и говорю тихим голосом:

— Признаюсь вам, что если бы мне позволили следовать моим собственным наклонностям, я бы за вас не вышла. Вы тут ни при чем, милорд, просто я вообще не хочу выходить замуж.

Он фыркает от смеха:

— А с чего вы взяли, что я хочу на вас жениться?

— Значит, мы с вами друг друга понимаем.

— Да, но что из этого? Мы тут ничего не решаем. Так мне объяснили.

— Да и мне тоже. Но по крайней мере, у нас есть что-то общее. — Я натянуто улыбаюсь.

— Я слыхал, что вы очень начитанны, — говорит Гилфорд.

— Да. Книги приносят мне утешение. Я бы хотела учиться всю жизнь.

— Что ж, я не стану возражать против продолжения ваших занятий, при условии, что вы не станете навязывать их мне, — заявляет он. — Ваше свободное время будет целиком принадлежать вам, коль скоро вы будете составлять мне компанию на людях и в постели.

Он с вожделением на меня косится. Я невольно вздрагиваю, что не укрывается от его внимания.

— Ах, так вот почему вы так недовольны! — смеется он. — Ну уж, мой книжный червячок, поверьте, все не так страшно, как вы себе представляете. На самом деле это весьма приятно, и я вас научу. Вот мы с вами позабавимся, когда они нам позволят.

Я вспыхиваю от негодования и стыда, слыша, как он рассуждает о таких интимных вещах, но затем вспоминаю, что вскоре у него будет полное право… Сама эта мысль мне ненавистна.

Но я не успеваю ничего ответить, потому что нас окружают наши родители, явно довольные тем, что мы хотя бы разговариваем друг с другом. Я закусываю губу, стараясь не показать своего возмущения, а Гилфорд спасается тем, что обрушивает на меня поток сентиментальных и глупых любезностей. Внутренне кипя, я заставляю себя вежливо отвечать и смотрю мимо его ухмыляющегося лица. Какое притворство! Вот на что будет отныне похожа моя жизнь.

Тяжесть моего платья и шлейфа, сделанного из золотой и серебряной парчи и расшитого сотнями мелких бриллиантов и жемчужин, принуждает меня двигаться медленно и величаво. Я прохожу через обшитые панелями комнаты и галереи Дурэм-хауса, королевского особняка на улице Стрэнд, некогда резиденции епископов Дурэма. Венчание должно состояться в местной церкви. В процессии позади меня шагает моя сестра Кэтрин, теперь также невеста: для нее, клянусь, это значит не более, чем возможность покрасоваться в роскошном платье и побыть в центре внимания.

Нортумберленд приготовил эту двойную свадьбу с особой тщательностью, ибо она призвана отразить его политическое влияние — будто в подобных альянсах между знатными семействами есть что-то необычное. Древние стены Дурэм-хауса завешаны новыми гобеленами, полы покрыты турецкими коврами, а створчатые окна и полукруглые дверные проемы украшены золотой и серебряной тканью.

Сам король, который, как говорят, прислал сердечное согласие на наши браки, лично приказал своему главному камердинеру предоставить невестам и женихам, а также всем важным гостям богатую материю для свадебных нарядов. Впервые миледи не должна напоминать мне о необходимости одеться в соответствии с моим положением, ибо мне и в голову не пришло бы ослушаться пожеланий самого короля, доброго протестанта, и особенно после того, как он, будучи прикованным к постели, прислал нам всем столь щедрые свадебные дары.

Когда я вхожу в церковь, под руку с батюшкой, весь Тайный совет Англии встает. Нортумберленд тоже там, привычно одетый в черное, и Гилфорд ожидает меня у ограды алтаря — высокий и ослепительный в белом атласе, белокурый и синеглазый.

Это должно быть радостным событием, исполнением моих надежд и мечтаний, но все не так. Во всяком случае, для меня. Я механически произношу свои клятвы, не смея задуматься об их глубинном смысле, и избегаю смотреть на Гилфорда, когда он пытается поймать мой взгляд. От меня не укрылось вожделенное, похотливое выражение, появившееся у него, едва он увидел меня в свадебном наряде, и это вызывает во мне трепет. Остается только благодарить — единственное, за что я могу благодарить своих родителей, — что мы с ним пока будем жить раздельно по причине моего нежного возраста, как-то так мне было сказано. Это немного странно, ибо многие девочки выходят замуж в четырнадцать лет и спят со своими мужьями с самого начала, но я не собираюсь задавать вопросы. Очень удачная отсрочка, и да продлится она как можно дольше!

Обряд венчания свершился — и я леди Джейн Дадли. Теперь я ношу это ненавистное имя. Дальше мы занимаем наши места в главной пиршественной зале, и нам подают одно за другим богатые и экзотические кушанья. Я едва притрагиваюсь к пище, Гилфорд же то и дело с жадностью набивает полный рот едой, обильно запивая ее лучшим рейнским вином. Тем временем появляется труппа актеров, которые начинают разыгрывать пантомиму, изображающую бога Гименея со свадебным факелом. Гименей исполняет символический танец в компании своих нимф. Сразу после начала Гилфорд объявляет, что ему дурно, и валится со стула на пол, где его рвет съеденным ужином на дорогой турецкий ковер, и он вынужден в страшной спешке покинуть зал, чтобы еще больше не опозориться при всем честном народе.