Степан Злобин - По обрывистому пути

Когда эпидемия закончилась, Баграмов уехал в город. С первым же письмом, присланным ему Юлией из деревни, Баграмов получил приписку ее матери, которая приглашала его побывать у них в саду, где уже поспевали яблоки…

Увлеченная Баграмовым, примером его работы на эпидемии, Юлия искренне стала считать медицину самым высоким призванием человека и решила ей посвятить жизнь. Дарья Кирилловна одобрила Юлю. Когда Баграмов приехал по их приглашению в гости, Юлия уже послала в Москву бумаги на курсы.

За несколько лет до этого, с особого разрешения губернатора, Дарья Кирилловна на свои личные средства открыла бесплатную школу садоводства. От всего когда-то большого имения у нее осталось три десятины луга, две десятины пашни да ещё десятин с десяток — тенистый ухоженный сад с плодовым питомником, где крестьянская молодежь уезда обучалась на деле садовническому искусству.

Сентиментальная либералка народнического склада, Дарья Кирилловна несколько раздражала доктора своей напускной добродетелью и стремлением рассматривать каждый свой шаг как «служение народу».

Но разве он собирался связать свою жизнь с Юлиной матерью! Когда доктор приехал к ним в гости, Юля встретила его так, как встречают радостный праздник.

В день приезда Баграмова в деревню Дарья Кирилловна с питомцами своей школы собирала урожай ею самой выведенного душистого сорта яблок, которые она назвала на народный лад: «Дарьюшкин труд». На это торжество к ней приехали двое соседних помещиков с семьями, также любители садоводства, уездный агроном с женой, местный священник, двое учителей сельской школы, и хозяйка всем раздавала с блюда золотистые пахучие яблочки…

Когда уже было роздано все, на балкон поднялись из сада Баграмов и Юлия Николаевна.

— Вот вам за опоздание, дорогие мои, одно на двоих, — шутливо сказала Дарья Кирилловна, подавая Баграмову с блюда последнее яблоко.

Он разломил его пополам.

— Благодарю вас, Дарья Кирилловна, — сказал он. — Мы с Юлей готовы всю жизнь делить пополам одно яблоко.

И в ту же минуту по выражению лиц Юли и молодого врача все поняли, что эта шутливая фраза звучит совсем не шутливо.

— Спешите, Иван Петрович, спешите! — с укором сказала хозяйка. — Зачем — на курьерском? Юля, оставь! Подожди, я тебе дам другое! — направляясь к корзине с плодами, притворно строго остановила она дочку, которой Баграмов отдал половину яблока.

Но Юля впилась в половинку острыми зубками.

— Спасибо, мамуля, нам хватит! — смешливо ответила она, бросив сияющий взгляд на всех окружающих.

— Так что же получается, Дарья Кирилловна, поздравлять или как? — с деланным недоумением спросил старичок сосед.

Дарья Кирилловна развела руками.

— Их уж спросите, Максим Васильич! Видите, нынче как! — сказала она.

— Ну как же не поздравлять! Поздравляем, Дарья Кирилловна! Чудесные яблоки! — нашёлся Баграмов, целуя руку будущей тещи.

— Такие вкусненькие, мамуля! — воскликнула Юля, прижавшись головкой к материнской груди и скрыв на ней своё личико, ставшее прямо-таки очаровательным от сияния счастья и радости в ее огромных глазах…

За поздравлениями гостей и поднявшимся радостным гулом последовала традиционная молитва, от которой и странно было бы отказаться, раз уж в числе гостей случился священник.

На другой день Баграмов простился с невестой и уехал к своим родителям в губернский город, где его отец уже много лет тянул лямку почтового чиновника, живя в убогой наемной квартирке с четырьмя меньшими детьми. Заработок, полученный на работе по борьбе с эпидемией, был заранее предназначен Баграмовым на поездку в Париж, где он думал послушать в течение года сорбоннских профессоров. Убожество жизни родителей с остальною семьей едва не заставило его отказаться от этой поездки. Захотелось отдать им все деньги, но мать запретила.

— В другой раз, Ваня, не сможешь поехать. Женишься, дети пойдут, заботы, нужда. Поезжай и не думай. Обойдёмся! — твердо сказала она.

И Баграмов поехал.

Юля писала ему во Францию, что поступила учиться на фельдшерско-акушерские курсы в Москве и живет у своей тетки, жены профессора.

По возвращении из-за границы летом в Приокск Баграмов нашел свою семью в безвыходно тяжелом положении: отец оказался за пьянство уволенным с почты, младшие братья и маленькая сестренка были одеты в отёрханную бедняцкую одежонку. Мать он застал над корытом, за стиркою белья, среди которого угадал чужие грязные вещи. Он со стыдом только тут понял, что не имел никакого права сидеть на лекциях сорбоннских профессоров… Необходимо было срочно устраиваться на работу, чтобы поддержать семью. Место предложили немедленно на Урале.

Юля с матерью в это время также случились в Приокске, куда Дарья Кирилловна приехала по делам своей садоводческой школы.

Отправившись с Юлей гулять в загородную рощу, Баграмов сказал ей, что вынужден будет ехать на службу за две с лишним тысячи верст. Юля не колебалась: она тут же решила, что успеет еще доучиться на практике под его руководством и сдаст все экзамены даже прежде других…

Дарья Кирилловна пыталась возражать дочери, но получила отпор. Нет, Юлия не хотела откладывать свое счастье, Иван Петрович и Юлия повенчались, а через две недели выехали на Урал, к месту службы Баграмова. Дарья Кирилловна, несмотря на всю любовь к своему саду и на привязанность к школе, покинула то и другое на управляющего и поехала с дочерью и зятем. Она обрекла себя на безрадостную и неблагодарную роль «тещи, взятой в приданое», как сказала она сама доктору с драматической шутливостью в дрогнувшем голосе.

И по этой фразе, по тяжким вздохам Дарьи Кирилловны, вынужденной ехать с кучей всяческого багажа в вагоне третьего класса, Баграмов почувствовал, что теща считает эту свою поездку опять-таки «жертвенным служением» собственной дочери и ему. Он не сумел скрыть в себе неприязни к Дарье Кирилловне. И отвернулся к окну, словно всматривался в убегавшие мимо вагона поля. Дарья Кирилловна молча всплакнула.

— Ты активно не любишь маму. За что? — шепотом спросила Юлия в искреннем недоумении и даже с обидой за мать.

— Не скажу, что питаю к ней пылкие чувства, но активная нелюбовь к Дарье Кирилловне тебе показалась. Я просто другой человек, других убеждений, другого характера. Вот и все! — ответил Баграмов с некоторым раздражением.

В самом деле — какая разница, любит он Дарью Кирилловну или не любит? Ни Юлия, ни сама Дарья Кирилловна, не спросили его, как он думает — нужно ли матери ехать с ними. Решения Дарьи Кирилловны, привыкшей властвовать в доме, всегда принимались Юлией без критики и размышлений.

В селе при больнице не оказалось помещения для врача. Баграмову пришлось постучаться под окнами села, прежде чем он подыскал для своей квартиры не очень новую крестьянскую пятистенку.