Василий Колташов - Мальчик из Фракии

— Вихрь, тебя так зовут!? [112] Вихри — в представлении древних славян опасный для людей ветер, олицетворяющий демонов. Вижу твой норов.

Амвросий вздохнул. Котенок свалился с ложа. Мяукнул. Принялся обнюхивать и обшаривать округу. «Что за чертовщина! Зачем это Огняна вздумала подарить мне этого кошака? Разве она не знает что с ее братом мы враги?» — подумал мальчик. Ни один ответ не приходил ему на ум.

Вскоре появилась Ирина, а с ней и несколько других женщин, живших по-соседству. Они дали зверьку молока.

— Если его не съедят мыши, то он их скоро съест сам, — пошутила круглолицая Забава, жена княжеского дружинника. Слава о ней шла, как о мастерице шить и гадать.

— Забава, расскажи, как ты по тени Чернобога все наперед видишь? — спросила одна из подруг. — Секрет ведаешь или сам Чернобог тебе все шепчет?

— Да он за мной ухажером был, пока я Бронислава не полюбила, — хихикнула Забава. Прищурилась на правый глаз. — Хороша кошака. Я тебя Ирина по кошачьим повадкам гадать научу. Будет эта кошка спутником в твоем колдовстве…

— Скажи! — вмешался Амвросий. — Что это значат, когда тебе кошку дарят?

— Известно что. Кто кошек любит, тот и жену любить станет.

— Жену? — удивился Амвросий.

«Не хочу я на ней жениться. Вот еще! Что придумала…» — утвердительно сказал себе мальчик. Маленькая веснушчатая девочка совсем не казалась ему подходящей как предмет обожания. «Дельфина, вот кто похож на Хлою. Да поможет мне всевластный Эрот», — заключил он. На сердце его снова стало тепло.

Больного накормили горячей кашей. Вечером мальчик уже не лежал. Он ходил по дому, играл с котенком, пек пшеничные лепешки вместе с Ириной. Ел их горячими с салом и чесноком. Размышлял.

Потянулись новые осенние дни.

Тени от срубов падали ломаными фигурами на вытоптанную землю. Из-под бревен пучками пробивалась трава. Влажный воздух прилипал к коже. Одежда мокла, пропитывалась последним теплом.

С десяток красивых коней топтались перед воротами больших княжеских конюшен. Животные фыркали, отмахивались хвостами от изумрудных мух. Юные склавины, сидевшие без седел на лошадях, хранили ленивую неподвижность. Щурились на солнце.

— Действительно хороши, — согласился Валент.

— Ну, а вчера спорил. Погоди, у нас тут такие табуны будут, восточный каган позавидует! — самодовольно сморщился Всегорд. [113] Имеется в виду тюркский каганат, расположенный на востоке. Пробежал взором по юным лицам всадников. Их русые волосы выгорели на солнце. Кожа потемнела от загара. Босые ноги торчали из льняных штанов. Тела выглядели худыми и крепкими.

— Издалека гнали? — крикнул всадникам Твердоруб, конюший Даврита. Показал сбитые клыки в странной ухмылке.

— Этих то? Нет! Их нам за холмом передали. Таки еще целые табуны идут. Ты бы поглядел! — откликнулся парень с едва пробившейся щетинкой. Высоко махнул березовой веточкой.

— Посмотрю еще. Не горит.

— Ладно, загоняйте! — скомандовал Всегорд. Потянулся. Ныла спина. Подумал: «Небось, отлежал. К вечеру пройдет, а до охоты совсем сгинет. А парни хороши, слава Перуну! О лучших и не мечтал».

Телами своих коней, резкими взмахами и голосами юноши погнали животных в раскрытые ворота.

— Вон того, пегого оставь. Слышь!? Я его для чего выводил? Он же не расседланный стоит. Куда погнали, листья дубовые! — прикрикнул Твердоруд. Задрал нечесаную бороду, русую с первой сединой. Поскреб важное брюхо ногтями.

— Воевода? — обратился парень с веткой.

Всегорд добродушно махнул рукой. Подмигнул растерявшемуся юноше. Пускай ворчит. Не убудет.

— Да завели же уже, бестолковые, — брюзжал Твердоруб. Сопел волосатыми ноздрями. Морщил сердитую гримасу.

Раньше в городище не имелось больше полтысячи лошадей. Теперь коней ставили по домам. Строили новые конюшни. Тысячами гнали склавины добытых лошадей из Византии. Князь желал иметь свои большие табуны. Всегорд и Рыва собирали будущую дружину. Старые воины учили совсем еще мальчишек пешему и конному бою на мечах и копьях, хитростям и меткой стрельбе.

— Лук ваше главное оружие. Завтра вы младшая дружина. Натиск оставьте старшим. Ваше дело измотать. Ваше дело сыпать стрелы и от стрел уходить. Помните: коровьи шкуры ваша броня. Кольчуги и опыт добудете, станете старшей дружиной, Перун свидетель! — поучал Рыва. Подымал рыжую бровь.

Прыщавые недоросли скребли первую щетину. Слушали.

Амвросий и Идарий не отставали от старших. Терпели насмешки. Огрызались. Рубились деревянными мечами. Заготовляли лозу. Таскали из кузницы наконечники. Мастерили стрелы. Мечтали.

Твердоруба никто не любил. Гадюки сын — ругали его юноши за спиной. В глаза не спорили. Признавали важность. Ворчал он не зря. Больше всего теперь хлопот ему было. «Коней много. Как накормить, да как проследить? Да, чтобы не дохли. Да куда поставить?» — день и ночь скрипел в нем неутомимый дух.

Валент недовольно сложил изящные губы. Длинными пальцами покручивал и распрямлял он черные завитки на бороде. Суета вокруг начинала его раздражать.

— Все разобраться не можете, ошибки богов? Ай-ай! — не унимался конюший. Мотал головой. Плевался.

— Верно он говорит, Любомысл. Того, что с седлом сюда приведи. Забыли что ли? Да не сам, скажи кому… — помогал Всегорд, улыбаясь, растерявшимся юношам.

— Вот же племя… — указал Твердоруб ладонью в сторону парней.

— Не горячись, брат. Не горячись.

Наконец один из парней привел оседланного коня.

— Ну вот, — вздохнул конюший.

Жеребец был хорош.

— Взгляни вон туда, — сказал Всегорд. Стрельнул серыми глазами. Указал Валенту на стремена, свисавшие по бокам пегого коня. — Знакомо тебе это?

— Нет, — коротко ответил римлянин. Его утомила ненужная крикливость конюшего. Хотелось улечься на ложе и дать отдохнуть натруженным за день ногам.

— А мне знакомо, — вздохнул воевода.

— Что это? — без интереса спросил римлянин.

— Стремя. Только авары знают его. В иллирийскую войну, я не раз видел, как эти нехитрые кольца помогают им в бою. В них упираются ноги. Руки делаются свободны. Удобная штука!

Подушечкой левого среднего пальца Валент потер мягкую кожу на горячем виске. Становилось интересно. Из века в век римляне и их соседи сражались в седлах лишенных приспособлений для ног.

Юного склавина сменил растрепанный низкорослый раб.

— Значит, стремя… — размеренно произнес Валент.

— Да.

Валент опять замолчал. Прищурился. Внимательно осмотрел сбрую, подмечая все отличия от привычного конского снаряжения. Раб повернул коня. Римлянин подергал рукой бронзовое кольцо для ступни.

— Давно пора и нам… — начал Твердоруб, отходя в сторону. Задрал узорчатую рубаху, чтобы помочиться.