Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

– Ты знаешь, Андрей, – заговорил он приглушенно и нервно, – я крысы убить не могу… Я люблю все живое… Я очень люблю людей и готов ради них умереть… Но этого изверга, который погубил Кибальчича и его благороднейших друзей, я бы приказал – повесить! Повесить в назидание другим…

Прошло полтора года.

Все это время Роберт Годдард напряженно работал в университетской лаборатории в Вустере, закрытой для всех, кроме его ассистента – доктора Перси Руппа, механика Закса и еще нескольких помощников.

Какие исследования и опыты производились в лаборатории, знали лишь немногие: особо важные чиновники министерства морского флота Америки.

«Лунная» шумиха помогла Годдарду получить еще пятнадцать тысяч долларов от Смитсоновского института и дотацию от министерства морского флота США. И теперь он честно отрабатывал эти деньги…

Двадцать шестой год в штате Массачусетс начался изрядными морозами, и даже в марте лежал глубокий снег.

Шестнадцатого числа, в полдень, у коттеджа Годдарда остановилась большая легковая машина.

Шофер посигналил, и тотчас из дома вышла стройная моложавая дама в меховой шубке, с киноаппаратом и ридикюлем.

Шофер усадил даму рядом с собой и поехал в Университетский городок. Машина остановилась у лаборатории Годдарда. Дама прошла на второй этаж, а шофер въехал в железные ворота, которые тут же были закрыты… Минут через сорок машина вышла из ворот лаборатории.

Скоро со второго этажа спустилась дама в меховой шубке в сопровождении высокого худого мужчины в вязаной шерстяной кепке, в длинном пальто и в высоких на толстой подошве зашнурованных ботинках.

В мужчине легко было узнать профессора Роберта Годдарда. Дама была его женой. Оба подошли к машине. Годдард, открыв дверцу и увидев двоих пассажиров, воскликнул:

– Вы уже оба здесь? Отлично! Эстер, усаживайся с моими помощниками – Генри и Перси, а я сяду впереди…

Машина выехала за город и по хорошо расчищенному шоссе помчалась в сторону Оберна, где на пологом склоне Покачоагского холма приютилась ферма дальней родственницы Годдарда.

Было время обеда, когда машина остановилась на краю неглубокого оврага, и четверо мужчин принялись перетаскивать тяжелые ящики на площадку к оврагу, где была небольшая вышка из железных прутьев. Из ящиков извлекли стальные цилиндры и свинтили из них трехметровую трубу с закругленной головкой. Это была новая ракета Роберта Годдарда, начиненная не порохом, а оснащенная баками с бензином и жидким кислородом. Реактивный двигатель, очевидно, для того, чтоб придать ракете большую устойчивость в полете, был смонтирован не внизу, а в верхней части трубы.

Ракету установили на металлические перекладины вышки, как бы подвесив ее в воздухе.

Перси Рупп отошел с теодолитом на почтительное расстояние и достал секундомер. Эстер Годдард, выйдя из машины, вооружилась киноаппаратом и присоединилась к Перси.

– Все ли готово? – строго спросил Годдард.

– Все готово, профессор! – бодро ответил механик Закс.

– Приготовьтесь зажечь горелку.

– Есть! – Закс зажег фитиль на длинной палке. Годдард отпустил стропы и отбежал к краю обрыва, припал к земле.

– Как зажжете горелку – мигом сюда: ракета может взорваться.

– Слушаюсь, профессор!

– Зажигайте!

Вакс зажег горелку и кубарем скатился с обрыва, вслед за Годдардом.

Послышалось шипенье, ревущий звук двигателя, и ракета пошла вверх, вначале медленно, потом все быстрей.

– Смотрите, пошла! – закричал Перси.

В этот миг ракета накренилась набок и полетела в сторону.

– Проклятье! – выругался Годдард. – Проклятье!.. Но все-таки она взлетела, черт возьми!..

Вечером, вернувшись домой, Годдард сразу прошел в свой просторный кабинет, заставленный книгами. Погрел руки у жарко горящего камина и, сев к столу, раскрыл дневник.

«16 марта 1926 года.

Это было похоже на чудо, когда она поднялась без сколько-нибудь значительного усиления шума или увеличения пламени, как бы говоря: «Я пробыла тут достаточно долго и готова отправиться еще куда-нибудь…»

А пробыла она в воздухе всего две с половиной секунды, поднявшись на 12 метров и пролетев в длину 58 метров.

Это не много, но пусть кто-нибудь попробует достигнуть большего…»

В то время, когда профессор Годдард тайно работал над новой жидкостной ракетой, Фридрих Цандер вел теоретическую разработку реактивного двигателя на жидком горючем. Познакомив Стрешнева со своим замыслом, он просил его выхлопотать у начальства разрешение вести экспериментальные работы на заводе.

Стрешнев, придя к главному инженеру, разложил схемы и чертежи отдельных узлов реактивного двигателя на большом столе.

– Вот смотрите, Павел Николаич, это же не фантазия, а реальные расчеты. Мы первые в мире можем создать реактивный двигатель.

Крамешко склонился над столом и долго рассматривал схемы отдельных узлов, мысленно сопоставлял возможные мощности реактивного двигателя с существующими поршневыми, думал.

– Да, что и говорить, Андрей Сергеич, успех этого дела может совершить переворот в моторостроении и авиации.

– Браво! – радостно воскликнул Стрешнев. – Я чувствовал, что вы будете на нашей стороне! Значит, дело только за директором?

– К сожалению, нет, – вздохнул Крамешко. – Директор бы поддержал, но у нас ассигнования только на разработку поршневых бензиновых моторов, и никакого резерва. Мы не можем израсходовать на другое – ни одной копейки!..

– А трест? Может быть, разрешит трест?

– Вы знаете, какая экономия проводится во всем. Страна восстанавливает заводы, транспорт, строит жилье… Я уже дважды был в тресте – знал, что вы придете…

– Ну и как же?

– Пока ничего не обещают…

Стрешнев вернулся от главного хмурый и, бросив скатанные в трубки чертежи на стол, подошел к окну, обнял томительно ждавшего ответа Цандера.

– Крамешко за нас! Оказывается, он дважды был в тресте, добивался дополнительных ассигнований, но пока безрезультатно…

– Я так и знал, – горько вздохнул Цандер… – А скажи, Андрей, куда еще можно обратиться, написать? Ты теперь в партии, ты должен все знать.

– В партии идет жестокая борьба с Троцким и его сторонниками, за ленинскую линию, за ленинизм.

– Троцкого же сняли с поста председателя Реввоенсовета?

– Да, но борьба еще не кончилась…

– Ты хочешь сказать, что сейчас не до реактивных двигателей?

– Да, Фридрих, к сожалению, сейчас неподходящее время для подобных просьб…

– Как мне не повезло… О, если бы был жив Ленин!.. Все было бы иначе. Он-то умел проникать мыслью в грядущее.

Прошло еще два года упорных исканий. Было сделано множество разнообразных расчетов и исследований. Написаны, главным образом стенографически, десятки статей. И все это после работы на заводе, в вечерние и ночные часы…