Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

Как только Богданович и Якимова поселились в доме Менгдена и открыли торговлю, их квартира стала конспиративным центром. По вечерам сюда сходились члены Исполнительного комитета Исаев, Баранников, Суханов, Тригони, Колодкевич. Когда запирались наружные двери, в лавке начинались работы по подкопу. При свете свечей гости и сам хозяин работали: долбили, копали неподатливую землю и в мешках относили в подсобное помещение, ссыпали в пустые бочки. Устав, ложились на часок, а потом, сменив товарищей, снова продолжали работу, пока не наступало время открывать давку.

Однажды ночью, когда в подкопе работали худенький вихрастый Исаев и широкоплечий здоровяк Богданович, Якимова привела гостя. Он был в надвинутой на глаза шапке, нижнюю часть лица по самый нос закрывал толстый вязаный шарф,

Богданович, увидев чужого человека, замешкался в подкопе, соображая, как лучше вывернуться. «Если полиция – скажу, что роем погреб нового типа – будем строить морозильные шкафы». Эта мысль несколько ободрила его. Он неторопливо вылез, отряхнулся, колючим взглядом скользнул по рослой фигуре незнакомца:

– Чем могу служить?

– Да ты что, меня за околоточного принял?

Голоса Желябова нельзя было не узнать. Обрадованный Богданович бросился его обнимать.

– Ну что, далеко ли прошли? – спросил Желябов.

– Аршин десять, если не больше. Аннушка, посвети.

Якимова подошла с лампой.

– О, да у вас тут, как в штольне. А, Гриша! Вылезай, дружище, тебя-то мне и надо.

Исаев вылез, поздоровался.

Желябов еще раз заглянул в подкоп:

– Отлично! И крепления надежные, и сухо. Помню, в прошлом году вели подкоп под железную дорогу – там сочилась вода и приходилось ползать по-пластунски.

– Научились. Теперь копаем по всем правилам, – усмехнулся Богданович.

– Есть у вас еще кто-нибудь из комитета?

– Колодкевич спит в столовой, остальные ушли.

– Разбуди, Аннушка, Колодкевича и зови всех в комнату. Надо посоветоваться, – сказал Желябов.

– Сейчас, сейчас. Проходите, друзья. У меня самовар горячий.

Скоро все пятеро пили чай и закусывали различными сырами.

– Как я понимаю, вы прошли третью часть подкопа? – сказал Желябов. – Сколько вам еще потребуется времени?

– К середине февраля закончим, – за всех внушительно пробасил Богданович.

– Это бы славно, друзья. А я из рабочих дружин отобрал шесть добровольцев в метальщики – парни на подбор. Орлы! Некоторые уже побывали в деле, когда казнили шпионов. Уверен, из них ни один не дрогнет.

– Я думаю, что и студентами пренебрегать не следует, – сказал, протирая очки, Колодкевич. – Есть самоотверженные люди.

– Я не против, – согласился Желябов.

– Очень просятся Гриневицкий и Рысаков. Как вы смотрите на это?

– Я за Гриневицкого.

– И я.

– И я тоже, – почти разом сказали Исаев, Якимова и Богданович.

– С Рысаковым бы следовало повременить, – рассудительно заговорил Колодкевич, – по-моему, он человек настроения. Иногда отважен и смел, а другой раз хандрит… В нем какая-то неуравновешенность…

– Его испытывали на важных поручениях, – сказала Якимова, – он перевозил типографский станок.

– И все же я бы просил повременить, – настаивал Колодкевич.

– Хорошо. Зачислим в кандидаты, – заключил Желябов. – На днях с метальщиками займется Кибальчич. Он обучит их обращению со снарядами, покажет, как следует бросать. А вас, друзья, прошу хоть на недельку отпустить Исаева. Знаю – тяжело вам, но что делать… Надо кому-то помочь Кибальчичу в приготовлении динамита. Ведь вы знаете, что из канала нам так и не удалось выловить гуттаперчевые подушки… Вместо Гриши я буду помогать вам.

– Я считаю, друзья, что Гришу можно отпустить. Замена вполне достойная, – усмехнулся Богданович. – Как хозяин, я предпочел бы Андрея. Он же бывший крестьянин и, наверное, будет копать за троих.

Все расхохотались.

– А когда же к делу, Андрей? – спросил Колодкевич.

Желябов заглянул в книжечку:

– Если вы закончите к пятнадцатому февраля, – мы не успеем. У нас не будет времени на установку мины. Следовательно, покушение состоится двадцать второго февраля или первого марта.

– Это твердо?

– Да! Если будет готов подкоп.

– Тогда, друзья, за работу! – воскликнул Колодкевич.

– За работу! – повторил Желябов. – Я тоже иду с вами.

Новый, 1881 год друзья встречали вместе. Собралось человек тридцать. И хотя еще свежи были воспоминания о гибели Квятковского и Преснякова и остро ощущалось отсутствие жизнерадостного, чуткого, всеми любимого Александра Михайлова, решено было в этот вечер забыть все и веселиться.

– Друзья! – поднялся с рюмкой Желябов. – Милые, славные, дорогие товарищи! Я предлагаю по традиции выпить за старый, уходящий в вечность год. Он был трудным для нас – партия понесла тяжелые потери, но он был и годом немалых завоеваний. «Народную волю» теперь знает весь мир. Наши удары потрясли царский трон. Пред нами трепещет всесильный тиран, и нет сомнений, что в новом году, и может, совсем скоро, мы уничтожим его и разорвем цепи рабства и деспотизма, окутавшие нашу Родину.

В уходящем году о наших славных делах узнали в народе, и тысячи горячих сердец потянулись к нам со всех концов империи. В Петербург приезжают десятки молодых людей, готовых отдать свои жизни для революционной борьбы. Приезжают депутаты от групп «Народной воли», созданных во многих городах. Старый год сплотил и закалил нас в смертельной борьбе в грозную революционную силу. Так выпьем же за уходящий и пожелаем, чтоб новый год был для нас более счастливым.

Все поднялись, чокнулись и выпили торжественно.

– А теперь, друзья, прошу веселиться! – крикнул Желябов и, привычным жестом откинув назад длинные волосы, лихо запел:

Песню подхватили звонкие голоса. Все были молоды, жизнерадостны, всем хотелось отрешиться от трудной, полной опасности напряженной работы.

Вот смолкла песня, и Софья Перовская вдохновенно прочла Некрасова. Потом к висячей лампе подошел худощавый высокий блондин с пушистой бородкой и, близоруко щурясь сквозь очки, начал читать стихи из блокнота:

– Браво! Браво! – крикнул все время молчавший Кибальчич. – Просим еще!