Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

Народ говорит: «Не усмотрели, не открыли». Народ здесь видит измену – другого слова нет. И ни за что не поймет, чтобы можно было оставить теперь прежних людей на местах. И нельзя их оставить, Ваше величество! Простите мне мою правду.

Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Он интриган и еще может играть в двойную игру… Берегитесь, Ваше величество, чтобы он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени…

Я бы мог рекомендовать Вам многих верных людей, но об этом в другой раз…

Перечитав письмо и запечатав его пятью сургучными печатями, Победоносцев витиевато вывел на конверте:

«Его императорскому величеству государю императору Александру III (в собственные руки)».

Дождавшись того часа, когда Александр III должен был выехать из Зимнего, он приехал в Аничков дворец и подошел к дежурному генерал-адъютанту.

– Государь назначил мне аудиенцию и должен был здесь с минуты на минуту, но я хвораю и прошу Вас передать вот это письмо лично государю.

– Будет исполнено! – с поклоном сказал генерал.

Победоносцев вышел из дворца и быстро погнал домой. Его поджарый рот язвительно усмехался: «Этот хитрый лис Лорис, очевидно, и Аничков дворец наводнил своими людьми, но до приезда государя остались минуты, и они не успеют прочесть письмо. На этот раз Лорису не удастся меня провести…»

Вера Фигнер вернулась минут через сорок.

Перовская, Кибальчич и Суханов, встретив ее в передней, по сияющим глазам поняли, что ей удалось предупредить товарищей.

Почти следом за Фигнер пришел рыжебородый здоровяк Богданович, «содержавший» лавку сыров под фамилией купца Кобозева.

Он неторопливо разделся, расчесал бороду и, войдя в столовую, со всеми поздоровался за руку.

– Где Якимова? Почему она не пришла? – с тревогой спросила Перовская.

– Скоро придет. Нельзя закрывать лавку раньше времени – может показаться подозрительным.

– А если ее схватят?

– Раньше ночи не придут. Мы знаем повадки полиции.

– Как вы можете в такие минуты разговаривать с такой беспечностью?

– Это не беспечность, а степенность, – усмехнулся Богданович, – в нашем деле иначе нельзя. Торговля не любит суетливости…

Скоро пришла и Якимова – розовощекая, в расписной платке.

– Ну, как удалось тебе, Аннушка, выскользнуть? Не было ли хвоста? – с тревогой спросила Перовская.

– Все благополучно. Я заперла лавку изнутри и вышла через двор. На мое счастье, дворник у ворот храпел.

– Друзья, вам необходимо немедленно уехать, – сказал Суханов, – каждый час в лавку может нагрянуть полиция, и тогда станет трудней…

– Раз надо – мы готовы! – спокойно сказал Богданович.

Скоро из своей комнаты вышла Вера Фигнер и положила на стол паспорта и пачку денег.

– Вот, друзья, вам виды на жительство, адреса и деньги. Слава богу, нам шлют пожертвования со всей России, а то бы пришлось туго… Вы, Юрий Николаич, отправитесь в Москву, а ты, Анюта, в Киев. Лучше ехать порознь.

– Спасибо, – сказал Богданович, спокойно беря свой паспорт.

– Попробуйте, друзья, по возможности изменить внешность, костюм – и немедленно в путь, – сказал Суханов. – Из Москвы дайте нам знать.

– Хорошо, я иду в кухню, чтоб смахнуть бороду, – усмехнулся Богданович, – а тебе, Аннушка, хорошо бы наклеить усы.

– Хватит, Юрий Николаич, – остановила Перовская, – как можно шутить в такие минуты?

– Именно сейчас нам и нужен юмор, чтоб взбодриться, – подмигнул Богданович и пошел в кухню…

Скоро, гладко выбритый, облаченный в темный сюртук, он вошел в комнату и учтиво поклонился:

– Ну-с, господа, узнаете вы бывшего торговца сырами?

– Нет, нет, совершенно другой человек! – удивленно воскликнула Фигнер.

– Надеюсь, что и жандармы подумают то же…

Он взглянул на часы и начал прощаться.

Часа через два с ночным поездом Фигнер и Исаев проводили Якимову. Кибальчич на этот раз остался ночевать на тайной квартире Исполнительного комитета.

Утром дворник дома Менгдена, черноусый татарин Ахмет, в белом фартуке и при бляхе обходил с метлой свои владения. Было уже светло: из булочной и мясной лавки шли кухарки с корзинками.

– Эй, Ахмет, а чего же лавка Кобозевых закрыта? – крикнула одна из кухарок.

– Почем моя знает? – отозвался Ахмет и пошел во двор, постучал хозяевам.

Ответа не было.

«Ай – дело хана. Надо бежать в околоток», – подумал он и, воткнув метлу в сугроб, пошел в полицию…

Пристав, его помощник и трое городовых прикатили на лошади, сломали замки и в кладовой лавки обнаружили подкоп. Пристав приказал оцепить дом и дал знать в департамент полиции. Нагрянуло высшее начальство, вызвали специалистов из Гальванической роты гарнизона и саперов – начались раскопки…

Утром все газеты вышли с сенсационными заголовками: «Полиция предупредила новый адский умысел», «На Малой Садовой открыт подкоп, где была заложена мощная мина…»

Перовской друзья не говорили о заявлении Желябова прокурору Судебной палаты с просьбой приобщить его к делу «1 марта». Каждый понимал, что Желябов, сделав такое заявление, подписал себе смертный приговор. Известие это могло сломить Перовскую, которая была теперь одним из самых деятельных и влиятельных членов Исполнительного комитета. Друзья хотели постепенно подготовить ее и не мешали ей вынашивать план нового покушения.

Но после открытия мины на Малой Садовой перепуганный Александр III переехал в Зимний дворец и окопался там в буквальном смысле. Вокруг дворца были прорыты траншеи и выставлены войска. Вопрос о новом покушении на царя отпал сам собой…

В пятницу вечером через третьих и четвертых лиц Исполнительному комитету стало известно, что участников покушения 1 марта решено судить Особым присутствием сената и что перед судом предстанут: Рысаков, Михайлов, Гельфман и, как главный обвиняемый, – Желябов. Это известие должно было не сегодня-завтра появиться в газетах, и потому друзья решили сказать о нем Перовской. Это согласилась тактично сделать Вера Фигнер.

Поздно вечером, когда Софья легла спать, Фигнер тихонько вошла в комнату:

– Соня! Ты плачешь?

– Да, Вера, милая, родная… Мне не нужно ничего говорить, я все знаю.

Фигнер бросилась к ней. Они обнялись и заплакали вместе…

Утром 10 марта в квартире у Вознесенского моста собрались уцелевшие члены Исполнительного комитета, чтобы утвердить письмо новому царю с требованиями партии «Народная воля». Это письмо составлялось уже несколько дней и обсуждалось по частям. Теперь, когда к нему приложили руку главные редакторы «Народной воли» Тихомиров и Михайловский, его следовало окончательно утвердить, отпечатать и переслать в Зимний.