Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 1

Байсал и Кунанбай вместе с окружавшими их остались одни на бугре. Кунанбай пожалел про себя: «Не надо бы говорить этого!», но он и виду не подал Байсалу, что раскаивается в своих словах. Он молча смотрел вслед скакавшим, обдумывая, как бы лучше объяснить эту внезапную вспышку возмущения…

— Ты понял, кто подстрекал их? — обратился он к Байсалу. — Задели за живое — и сразу выступило все, что таилось у них на душе! Их подстрекал Божей!.. Конечно, Божей! Он хочет поставить мне кровавый капкан среди родов Тобыкты! «Единство, единство!»— твердишь ты все время. Видел теперь, что за единство? — заключил он и уставился своим мрачным глазом на Байсала.

Помолчав, он добавил:

— Но бог справедлив. Что бы ни случилось, вынесу все. — И, как бы подчеркивая особое доверие к Байсалу, закончил — Скажи Суюндику, Сугиру и Жексену — пусть не мутят народ. Пусть успокоят всех! Какие бы места я ни отвел для бокенши в Чингизе, сами они в обиде не будут… Для них троих сделаю все, пусть верят моему слову!

В стороне, среди всадников, ранее отосланных Кунанбаем к табунам, был и Майбасар. Он смотрел на бокенши, скакавших мимо с громкими рыданиями и криками.

— Эге, друзья! Говорят: «Хромая овца под вечер блеет». [44]А вот бокенши блеют еще позже! Где это видано, чтоб умерших весной хоронили осенью! — сказал он со злобным смехом.

Весной, когда все бесчестили Кодара, отрекаясь от его духа. Жексен никому не позволял подходить к его трупу, разгонял плачущих женщин и издевался над ними: «Чего вы ревете? Пусть вытекут ваши глаза!» Лишь два старика — Жампеис и чабан Айтимбет — не испугались его. С помощью таких же нищих стариков чабанов они отвезли тела Кодара и Камки к могиле Кутжана и с рыданиями похоронили их.

Теперь бокенши с криками и поминальным плачем прискакали к этим могилам. Там сидело четверо стариков — Жампеис, Айтимбет и еще два чабана: летом им не приходилось бывать здесь и, подъехав сегодня сюда с кочевьями, они остановились совершить молитвы по умершим.

При виде хлынувшей на них толпы старики растерялись. Всадники торопливо спешиваются, всхлипывая и рыдая. Вон плачет Суюндик — это совсем странно. А еще непонятнее то, что сюда мчится и сам Жексен! С громким рыданьем люди обнимают могилы.

— Прости, опора моя! Прости, брат мой!.. — И слезы текут из их глаз…

Но эта запоздалая скорбь не растрогала старика, согнувшегося и высохшего за лето в печали по Кодару и Камке! И когда Жексен хотел было обнять могилу Камки, Жампеис оттолкнул его:

— Пусть вытекут глаза твои! Проклятые, пусть у всех вас вытекут глаза!

Толпа росла. У могил собрались не только мужчины, но и женщины, дети и старики.

Рыдал весь род Бокенши. Заунывные звуки плача стояли в воздухе.

Бокенши покинули Чингиз, но на зимовья, указанные им Кунанбаем, не пошли. Они поставили шалаши у Кзылшокы и никуда не двигались.

Другие роды в это время уже разошлись по своим зимовьям. Подвоз сена, сушка кизяка на топливо, чистка стойл, побелка домов и землянок, печные работы — все это было неотложным делом, занимавшим всех, кто вернулся на насиженные места.

У бокенши этих забот не было: они не знали, где будут зимовать.

Кунанбай отправил к Суюндику посыльного с распоряжением: пусть выберут себе зимовья на Карауле, а для жайляу пусть целиком возьмут себе Кольденен и Шалкар.

Суюндик и Жексен прикинули, что получается: если удастся первыми занять зимовья Караула, и особенно две реки на жайляу, горевать им будет не о чем. Поняв, что не прогадают, они решили немедленно откочевать туда. Не сказав ни слова другим сородичам, Суюндик к Жексен приказали своим аулам на заре изловить верблюдов и начали снимать и укладывать юрты. Но в то самое время, когда они, бросив своих сородичей, тронулись с места, человек двадцать — тридцать бокенши тоже сели на коней.

Это были бедняки. Их поднял Даркембай — высокий, крепкий старик, научившийся за свой долгий век разгадывать хитрые ходы старейшин. Он прискакал прямо в аул Жексена.

— Куда вы уходите одни? Народ бросаете! Отделились! — крикнул он им. — Не сметь кочевать, терпите со всем народом! Ставьте обратно юрты!

Жексен не посмел противоречить. Он лишь спросил с недоумевающим видом:

— Друзья мои, что вы затеяли?

— Садитесь лучше на коней, — отрезал Даркембай. — Едем к Суюндику! Договоримся до конца!

Жексену и Жетпису оставалось только следовать за ними. С Суюндиком разговор тоже был недолог: Даркембай и его заставил остаться на месте.

— Скажите мне по крайней мере, на что вы надеетесь? — спросил Суюндик. — Уже наступают холода, зима грозит своей саблей. Неужели мы должны морозить стариков и старух? Заставлять дрогнуть наших малышей? До каких пор нам сидеть здесь?

На Даркембай ответил, не задумываясь:

— Ведите нас вы оба: ты, Суюндик, и ты, Жексен! Едем к Божею!.. Поделимся своим горем с сородичами, скажем: «Не дождетесь и вы добра, если своих бросите!» Ну, а если и у жигитеков не найдем сочувствия, — там видно будет, что делать!

К полудню все они добрались до Божея, зимовавшего в Чингизе на прекрасных пастбищах. Эти земли он унаследовал от своего предка Кенгирбая.

Увидев старейшин бокенши, Божей тотчас же послал нарочных за Байдалы и Тусипом. Он хотел, чтобы в таком деле мнение всего рода Жигитек было единым.

Суюндик и здесь не разговорился, его слова были сдержанны и осторожны.

— Вот они пришли к тебе, — обратился он к Божею, — хотят просить твоего совета. Что посоветуешь? Какой путь укажешь им?

Божей не мог понять, что таится в глубине души Суюндика. «Трусит по обыкновению, — подумал он. — Как всегда, слаб волей и боится Кунанбая…» И он едва заметно усмехнулся.

Но если Суюндик был робок, то весь остальной народ Бокенши кипел. Даркембай горячо сказал:

— Божеке, довольно мы ползали перед Кунанбаем! Труса и собаки кусают и птицы клюют. Хоть ты-то не призывай нас к покорности! Дай нам такой совет, чтобы наш род мог наконец встать на ноги, чтобы мы могли постоять за себя!

Эти мужественные слова пришлись по душе Байдалы. Он уважал прямоту и смелость, и сам всегда стоял за решительные действия. В нем воплощалась вся сила, вся крепкая хватка рода Жигитек.

— Ой, Суюндик, — восторженно сказал он, — ты бы спросил совета у Даркембая! Этот бедняк говорит языком настоящего мужа!

Прежде чем прибегнуть к силе, Божей решил попытаться действовать именем справедливости, закона и обычая: если ему удастся, он постарается раскрыть всему народу глаза на козни Кунанбая. Но до этого нужно было предупредить бокенши, сказать, что их ждет.

— Бокенши, вы — мои сородичи, — начал он. — Кто наносит обиду вам, тот наносит ее мне. Мое счастье и благополучие не должно отделяться от вашего. Мне понятно все, что задумал Кунанбай… Я слышал, он предлагает вам Талшокы, Караул и Балпан. Понимаете вы, куда приведет все это?