А. Сахаров (редактор) - Александр III

– Вот-вот, присаживайтесь. Очень рад, что встретились, – приговаривал Глеб Иванович.

Заказав обед, Клеменц спросил, как чувствует себя Успенский в Белграде.

– Да как вам сказать, неразбериха какая-то. Я ещё дорогой расспрашивал волонтёров, с какой целью они едут на войну. И что же вы думаете? Один говорит, что неудачно женился, другой пострадал на службе, третий… да всех не перечтёшь. Вижу только, здесь целые толпы шатаются без дела…

– Не забывайте, Глеб Иванович, что мы в тылу армии. А тут любят тереться персонажи самого разного сорта.

– Да, да. Я только вчера встретил повара из одного петербургского ресторана. Говорит: «маркитаном буду». И, конечно, будет у какого-нибудь обжоры из провиантских чинов за веру, за братьев сербских кур да индюшек фаршировать!

Оба расхохотались.

– А эти зачем сюда прикатили? – Успенский кивнул в сторону, где сидело с полдюжины аляповато разряженных дам. – Здесь женщины в гостиницах служат за нищенское жалованье. И всегда готовы согреть вашу постель почти что даром…

Едва Клеменц с Успенским выпили по рюмке сливовицы, как в ресторан вбежал доброволец, за которым гнался разъярённый серб.

– Заступитесь, земляки! – вопил доброволец.

– Как! Русских обижают? Мы за веру, за братьев сражаться приехали! А они… – раздались крики. – К оружию!

– Чекайте! Чекайте! – не своим голосом кричал серб. – Он у меня украл из табачной лавки две пачки дюбеку [72]!

– Как! Доброволец – и вор! Изрубим его, как собаку!..

Торговца табаком и вора мигом окружила вооружённая толпа. Серб, увидев, что у добровольца из карманов торчат пачки табака и коробки с папиросами, принялся опрастывать их, совершенно забыв, что окружён разъярённой толпой. Торопливость его была столь комична, что все разразились гомерическим смехом. Клеменц впервые в жизни видел, как быстро может меняться настроение сильно возбуждённой толпы.

Заметив эту перемену, из-за стойки вышел хозяин круни и предложил обязать вора убраться из Белграда не позднее завтрашнего дня.

– Делать нечего, господа! – Из-за столика поднялся офицер в красной черкеске с восьмиконечным золотым крестом на груди. – Соберём ему денег на дорогу. И поручим полицейскому посадить его на пароход. – Он обернулся: – Господин Успенский! Вот уж нечаянная радость! Я ваш давний поклонник и читатель. Позвольте представиться. Штаб-ротмистр Кузьминский…

– Присаживайтесь, господин Кузьминский, милости просим, – отвечал Успенский. – Спасибо за добрые слова. Вы, верно, недавно с позиции?

– Да, только вчера приехал с фронта в Белград. Получил крест из рук князя Милана… Вернее сказать, короля Милана [73]… А вы, – обратился Кузьминский к Клеменцу. – Вы тоже приехали как доброволец?

– Да, и представьте, только что…

– Послушайте мой добрый совет. Здесь, в Белграде, вы будете болтаться до бесконечности. В войсках ужасная неразбериха, столица наводнена случайными людьми и авантюристами. Поезжайте в Черногорию! Они в своих горах воюют очень здорово и недавно расколошматили сильный отряд Селима-паши. Если бы я не был верен генералу Черняеву и не поклялся идти с ним до конца, я сам бы уехал туда.

– Что ж, Дмитрий Александрович! – поддержал Кузьминского Успенский. – Чем терять время здесь, в самом деле, поезжайте-ка к князю Николаю. По крайней мере, новых людей посмотрите…

В клуне все трое засиделись до первых петухов.

– Здесь только и говорят, – Успенский разлил по рюмкам сливовицу, – что дела у сербов день ото дня становятся всё хуже.

– Что ж, это верно, – согласился Кузьминский. – Генерал Черняев не раз протестовал против наступательных действий сербской армии. Куда там! Его и слушать не желали. А ведь превосходство турок в численности и особенно в вооружении подавляющее. И вот теперь наш командующий склоняется к мысли покинуть позиции на границе с Турцией и стянуть войска к Белграду.

– Но ведь остаётся надежда на помощь России?.. – полувопросительно сказал Клеменц.

– Такая надежда есть. А вы знаете, как много делают во имя освобождения балканских христианнаследник и цесаревна? Его высочество Александр Александрович у себя в Аничковом дворце даже устроил склад вещей, необходимых для сербов и добровольцев…

– Да, но это как бы частная акция цесаревича… – вставил Успенский. – А вот Александр Второй…

Кузьминский не дал ему договорить:

– Король Милан уже телеграфировал нашему императору, прося вступиться за славянство!..

– Благодагю вас, господа, за чувства, котогые вы желаете мне выгазить по случаю настоящих политических обстоятельств… – как всегда сильно картавя, говорил император, обращаясь к московскому дворянскому и городскому обществу. – Вам уже должно быть известно, что Тугция покогилась моим тгебованиям о немедленном заключении пегемигия, чтобы положить конец бесполезной гезне в Сегбии и Чегногогии…

Георгиевский зал Кремлёвского дворца был заполнен публикой в блистающих орденами мундирах, среди которых скромным пятном выделялась визитка Ивана Сергеевича Аксакова. В первом ряду восседал бессменный московский генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков, уже хлопотавший о создании в первопрестольной отделений Красного Креста для приёма раненых добровольцев из Сербии и Черногории.

– Чегногогцы, – продолжал в благоговейной тишине Александр Николаевич, – показали себя в этой негавной богбе, как всегда, гегоями. К сожалению, нельзя того же сказать пго сегбов, несмотгя на пгисутствие в их гядах наших добговольцев, из коих многие поплатились кговью за славянское дело…

Длиннолицый, с мешочками под глазами, похожий на дворецкого из хорошего дома, министр государственных имуществ Пётр Александрович Валуев, жёлчный и недовольный тем, что к его политической аргументации перестали прислушиваться, мрачно размышлял, слушая государя:

«Неужли император решится из-за подданных султана объявить Порте войну и принести в жертву, быть может, пятьдесят тысяч русских солдат? Неужли московские славяне одержат верх и во имя славян немосковских пустят Россию в обратный ход? От Гостомысла к Петру мы шли в гору. От Петра до славян базарного образца – по горе. А от этих славян – вниз, под гору. Дай-то Бог, чтобы я ошибся…»

– Я знаю, что вся Россия вместе со мною пгинимает живейшее участие в стгаданиях наших бгатьев по веге и по пгоисхождению. – Александр Николаевич сделал паузу. – Но для меня истинные интегесы Госсии догоже всего. И я желал бы до кгайности щадить догогую гусскую кговь. Вот почему я стагался и пгодолжаю стагаться достигнуть мигным путём действительного улучшения быта всех хгистиан, населяющих Балканский полуостгов. На днях должны начаться совещания в Константинополе между пгедставителями шести великих дегжав для опгеделения мигных условий… – Император возвысил голос: – Если же это не состоится и я увижу, что мы не добьёмся таких гагантий, котогые бы обеспечивали исполнение того, что мы впгаве тгебовать от Погты, то я имею твёгдое намегение действовать самостоятельно…