Пол Блок - Ниже неба

– Я так счастлива за тебя, – воскликнула ее мать, садясь рядом.

Королева Виктория недоверчиво посмотрела на нее:

– Счастлива? Но я не готова, я слишком молода для этого.

– У тебя все получится.

– Но я не знаю даже, с чего мне начать...

– Есть достаточно людей, готовых прийти тебе на помощь. И премьер министр, лорд Мельбурн, всегда будет стоять на твоей стороне. – Она поднялась и взяла дочь за руку. – Ну, а теперь пойдем. Нужно еще многое успеть сделать, прежде чем прибудет Тайный Совет.

Александрина Виктория позволила отвести себя назад в свою комнату. Затем ее мать вышла, чтобы послать за служанками, которые должны будут приготовить платье для новой королевы и подготовить Кенсингтонский дворец к приему высоких посетителей.

Оставшись одна, молодая женщина подошла к окну и посмотрела на восходящее солнце, лучи которого едва пробивались сквозь пелену грозовых облаков, укутавших Лондон. «Александрина... – прошептала она, дотрагиваясь рукой до оконного стекла. – Александрина Виктория... Королева Виктория...»

Почувствовав, как глаза наполняются слезами, она вытерла их тыльной стороной ладони, выпрямилась и расправила плечи. «Королева Виктория», – провозгласила она, вслушиваясь в шум ветра и представляя, что это он произносит ее имя подобно толпам народа, которые заполнят улицы в день коронации.

Неожиданно она отвернулась от окна и прошла к письменному столу. Ее дневник все еще был открыт на последней записи, и она, взяв перо и обмакнув его в чернильницу, вывела дату: «Вторник, 20-е июня, 1837 год.»

Она остановилась на мгновение, глядя вниз на страницы своего дневника. Наконец, глубоко вздохнув, начала писать, проговаривая вслух каждое слово:

«Раз уж Провидению было угодно, чтобы я оказалась в такой ситуации, я должна буду сделать все возможное, чтобы полностью выполнить свой долг перед моей страной; я очень молода и во многом, хотя и не во всем, неопытна, однако я уверена, что найдется очень немного людей, более, чем я, преисполненных благими намерениями и более, чем я, желающих делать добро...»

Вторник, 28-е июня, 1838 год.

В четыре часа утра меня разбудили выстрелы из пушек в саду, и больше я уже не смогла уснуть. Встала в семь, чувствуя себя полной сил; парк представлял собой забавное зрелище – толпы людей, вплоть до Конститьюшн Хилл, солдаты, музыканты и т.д. Я оделась и слегка позавтракала.

В половине десятого, одевшись в костюм для посещения палаты лордов, я пошла в соседнюю комнату и встретила там дядю Эрнеста, Чарльза и Феодора (который несколькими минутами раньше заходил ко мне в гардеробную), леди Лэнсдаун, леди Норманби, герцогиню Сазерлендскую, и леди Барем, всех в парадных платьях.

В десять я вошла в королевский экипаж вместе с герцогиней Сюзерландской и лордом Элбермарлем, и наше Шествие началось.

Был прекрасный день, и толпы собравшихся людей были самыми большими из всех, виденных когда-либо мною. Ничто не могло сравниться с таким огромным количеством моих верноподданных, стремившихся стать свидетелями Шествия. Их добрые шутки и клятвы в верности были исключительны, и даже не могу выразить, как я гордилась, ощущая себя королевой такой нации. Иногда мне казалось, что карета сломается в окружавшей ее огромной давке.

(Дневник королевы Виктории)

– Одежда! Одежда! – кричал старик, однако его голос терялся в куче ткани, свернутой на голове и спадающей на плечи. – Отличная одежда для покупки или продажи!

– Прочь с дороги, старый болван! – прокричал другой голос. Людская толпа бросилась вниз по улице, чуть не сбив с ног продавца одежды.

Старик зашатался под тяжестью своей ноши, получил звонкую оплеуху от одного из пробегавших мимо в сторону Петтикот Лэйн, затем отошел к каменной стене соседнего здания.

– О-одежда! – прокричал он в последний раз слабеющим, почти неслышным голосом и, наконец, потеряв всякую надежду, начал сгружать свой товар.

– Позвольте, я помогу вам, – предложил дружелюбный голос, и пара сильных рук протянулась и освободила пожилого человека от его непосильной ноши, опустив ее на землю, все еще мокрую после утреннего дождя.

– Вам не следовало выходить на прогулку в такое утро, как это, – сказал незнакомец, протягивая руку, – Меня зовут Коннор Магиннис.

Услышав последние слова, продавец, растиравший натертые тяжелым грузом плечи, остановился и оглядел незнакомца сверху донизу, обращая особое внимание на его платье. Молодой человек, назвавший себя Коннором, был одет в аккуратный, очень модный коричневый костюм, который удачно сочетался с его карими глазами и жесткими, темными волосами. Старик протянул вперед свою узловатую руку и указал на отворот куртки, затем пробормотал что-то одобрительное. Судя по тому, как выглядел джентльмен, он явно не относился к простолюдинам, покупающим подержанную одежду в лавке старьевщика. На нем были узкие, входящие в моду штаны – хотя и не настолько облегающие, чтобы можно было видеть очертания ног, – похожие на те, которые любили носить городские франты. Его костюм прекрасно дополнялся широким белым жилетом и скромным шейным платком, поддерживающим края стоячего воротничка.

Увидев, что Коннор все еще протягивает руку, старик ухватился за нее с неожиданной силой.

– Вы хотите выбрать что-нибудь новенькое? – спросил он.

– Нет. Не сегодня.

Старик пробормотал себе под нос:

– Он говорит «не сегодня». Точно, как и все остальные.

Он нагнулся над своей ношей, как будто желая проверить, не было ли украдено что-нибудь за его спиной. Коннор усмехнулся.

– Думаю, не следует ожидать бойкой торговли в День коронации. Другое дело, если бы вы продавали имбирный лимонад или пироги с рыбой. – Он указал в сторону переулка на продавцов, которые выстроились вдоль зданий возле своих прилавков и продавали, казалось, все, начиная от устриц и кончая крошечными пончиками, горами наваленными на подносах. – Но одежду? В такой день?

– А почему бы и нет? – вызывающе нахмурился старик. – Простым людям нужна одежда независимо от того, какой сегодня день.

– Я бы сказал, что простых людей сегодня утром одежда королевы волнует больше, чем их собственная.

Старик проворчал в ответ:

– А я говорю, все это глупости. Она уже год как королева – с тех пор, как король Вильям умер в прошлом июне.

– Но ведь должен был пройти год траура. Он прошел, и сегодня коронация.

Старик пожал плечами:

– Ну и какое мне до этого дело? Она слишком молода, чтобы я стал обращать на нее внимание. Так же, как и вы, позволю себе заметить.

– Ей только девятнадцать, а мне уже двадцать один.