Дереник Демирчян - Вардананк

Затем, как бы очнувшись, она оглядела присутствовавших и спокойно произнесла:

– Ну, садитесь теперь, пируйте! Поздравляю вас с радостью…

– Да не минет радость и тебя, Мать-госпожа! – отозвались присутствовавшие.

– Долгоденствия тебе!

– Спарапету твоему – долгоденствия, Зохраку – такой же радости Артак и Анаит подошли за благословением и к Гедеону. Но он отмахнулся от них рукой, делая знак, что достаточно и благословения Старшей госпожи.

Столы были расставлены вдоль стен; гости, нахарар Рштуни и Гедеон сидели на покрытых подушками сидениях.

– Помянем отсутствующих, тяготы терпящих, странствующих и воюющих!.. – взволнованно произнесла Старшая госпожа.

Все на минуту умолкли: старуха имела в виду отсутствующих нахараров. Весть о разладе между ними не дошла еще до Хорхоруника, а смутные отклики были заглушены известием о достигнутом примирении. Семьи нахараров чувствовали себя связанными общим делом и охотно приняли здравицу в честь отсутствующих.

Артак Рштуни внимал всему происходящему с тайным озлоблением. Но умение владеть собой и насмешливый характер помогали ему скрывать свои чувства. Он чего-то выжидал, искусно тая свои намерения. Но на этой необычайной свадьбе, где почти отсутствовали мужчины, Артак Рштуни считал неподобающим для мужчины и нахарара омрачать общую радости. Он принял участие в общей беседе и внес много оживления своими шутками.

Осушая одну чашу за другой, Артак совершенно не поддавался действию вина. В противоположность зятю Гедеон восседал на своей подушке торжественно и являл пример воздержания. Ему явно было не по душе, что зять так налегает на еду и выпивку, но он сдерживал себя из почтения к Старшей госпоже.

Со двора доносились песни и гулкий топот пляски. Раздвинув занавес, в зал заглянул замковый шут:

– Старшая госпожа, велишь мне войти вон или выйти внутрь?

– Зайди, Хохоб, зайди – рассмеялась Старшая госпожа – Посмеши, развесели нас!

– Старшая госпожа, меня к вам народ послал: беспокоятся люди, как бы за княжеским столом нехватки не было!..

Он махнул рукой, и в зал вошел красивый молодой парень, несший на голове круглое деревянное блюдо – «хонча», с плодами и цветами, и вслед за ним – смеющаяся девушка; на плече она несла винный кувшин с высоким горлышком. Предшествуемые краснощеким бодрым стариком, они подошли к Старшей госпоже и поставили «хончу» перед ней. Старик выступил вперед, налил вино в чашу и возгласил:

– Примите дар от крестьянина страны Армянской молодым – князю с княгиней!

Старшая госпожа ответила благословением:

– Да будет с вами благословение господне, дети мои! Долгая жизнь крестьянину!..

– Ничего, Старшая госпожа, выживет крестьянин: раз князь за него кушает – долго ему жить! – подхватил Хохоб.

– Ну и язык – режет без ножа! – расхохотались гости.

Cупругa Гадишо наполнила монетами чашу, из которой пил старик. Тот мигнул юноше и девушке. Оставив на столе «хончу» и кувшин с вином, они удалились.

Артак понял намек, брошенный Хохобом, и долгим взглядом проводил удалявшегося старика-крестьянина и его молодых спутников.

Во дворе зшка царило безудержное веселье. За низкими столами прямо на земле сидели крестьяне. Вино развязало им языки, голоса звучали громко. Мишенью для острот и шуток был краснощекий веселый крестьянин по имени Самэл, с которым заговаривали и которого окликали со всех сторон. Вокруг стола вертелся и Хохоб.

– Дядюшка Самэл, видишь, куда тебя пригласили? – крикнул кто-то с дальнего конца стола.

– С князьями смешался, за их стол уселся! – поддел кто-то. – Крепче держись, Самэл, как бы не вылететь…

– И то держусь – чего мне не хватает?.. Под задом у меня-то ведь не подушка – все та же земля! – отозвался Самэл, на которого, видно, подействовало выпитое вино.

– Вот нагрянет Азкерт – из-под тебя землю выдернет!

– Сиди, молчи! Подушки-то он повыдергает, а землю не выдернет!

– Выдернет, Самэл! И не сомневайся! – настаивал собеседник Самэла.

– Смотри, Самэл, зазеваешься, – вытянут из-под тебя страну, и останешься ты без земли, без страны!..

– Пусть себе тянет, сколько хочет: подо мной земля есть, подо мной и останется!

– А князь не на земле, что ли, сидит, Самэл?

– Князь не на земле, а на шее у меня сидит – вот здесь, – ответил Самэл, стукнув кулаком себя по шее.

– Эге, да так у тебя дыхание перехватит, Самэл! – поддел его кто-то.

– Зачем у меня? Дыхание короткое у князя, у него и перехватит. Ему конец, а мне жить да жить…

– Ах, чтоб тебя, Самзл!.. И не жалко тебе князя?

– Мне своей башки жалко; чего ей из-за князя болеть? Крестьяне загоготали.

– Ну, довольно, хватит языками трепать! – остановил кто-то. – Вставайте-ка, спляшем…

В брюхе густо, в башке пусто -

Вот и тянет парня в пляс. – сострил Хохоб, вприпрыжку убегая в замок.

– Ну, погоди ты у меня, Хохоб!.. – воскликнул Самэл, смеясь. Крестьяне поднялись, чтоб поплясать.

Свадебное торжество длилось до самого рассвета. В зале завязалась веселая беседа, прерываемая песнями гусанов и шутками Хохоба. Нахарар Рштуни, на которого уже подействовало выпитое вино, подсел к новобрачному и, вопреки всяким приличиям, стал вышучивать всех присутствующих. Молодые сепухи вели себя пристойно, а гости госпожи Ашхен так увлеклись мирной беседой, словно на свете не было ни забот, ни войны, ни вражды. Казалось, всей стране Армянской суждено вкушать бесконечную и безоблачную радость в объятиях безмятежного мира…

Рядом со Старшей госпожой сидела мать Гадишо. С благосклонной улыбкой на круглом, как луна, лице она оглядывала новобрачных, говорила несколько слов Старшей госпоже и вновь погружалась в сосредоточенное молчание. Остальные гости перешучивались и пересмеивались вполголоса, не желая, чтоб их услышали старшие княгини.

Ясный осенний полдень сиял над морской гладью. Волны, точно, исполняли какую-то языческую пляску. Поднявшись на башню, Артак и Анаит любовались видом.

Артак глядеч на далекие берега, на горы, на тающие в небе золотые тучки, на чаек, мелькавших над морем и похожих издали на огромные хлопья снега. Смотрел и не ощущал действительности: он чувствовал на своем плече легкое прикосновение теплой руки, и его подхватывала на своих крыльях мечта, точно песня или дуновение ветерка.

Как во сне протекали дни… Артак пытался очнуться, но мысли отступали перед мечтой, и душа вновь плыла по морю счастья, как по волнам Бзнунийскою моря.

– Теперь я готов идти в бой! – произнес Артак, глядя вдаль и чувствуя у своего плеча лиио Анант.

– Я так люблю жизнь! Я готов умереть за нее… Как дорого мне все, все это – вон тот голубоватый дым крестьянских ердиков, эти пласты чернозема, вывернутые из земли, это солнце, этот народ.. Отчизна!