Дереник Демирчян - Вардананк

Но вот Аршак вздохнул, глаза его закатились. Он слабо выговорил:

– Спустите меня наземь. Больше не могу. – Он с мольбой взглянул на товарищей.

– Спустите его! – приказал Гарегин.

Несколько человек спешились, сняли Аршака с седла.

Запавшие глаза его открылись, он долгим взглядом проводил удалявшихся товарищей, потом поднял руку и слабо помахал им вслед:

– Идите! Унесите с собой мои глаза, чтобы и я увидел…

Всадники проезжали мимо, опустив голову.

Казалось, умирающий весь обратился в зрение. Его взгляд разрывал сердце. Все понимали: Аршака ожидает смерть, Аршак останется здесь, на злой и неприветливой чужбине.

Прошли последние ряды. Гарегин приказал проехать вперед и тем воинам, которые остались с Аршаком. Остались лишь он, Гарегин, сотник Аршам, телохранитель и лекарь, который, осмотрев раненого, покачал головой, давая понять, что смерть наступит еще не скоро. В душе Гарегина говорили два голоса: суровый военачальник спорил с мягкосердечным по натуре человеком. С того дня, как конница вступила в войну во иыя защиты родины, Гарегин иными глазами смотрел на своих всадников, и жизнь каждого из них приобрела новую цену в его глазах.

Аршак лежал на снегу.

– Уезжай, князь! – слабо проговорил он. -Уезжайте, братья, я и сам…

Никто не ответил. Аршак поднял запавшие глаза на Гарегина. Невозможно было выдержать этот взгляд. Гарегин опустил голову, затем гихо сказал телохранителю и лекарю:

– Оставайтесь до…

Вместе с Аршамом они сели на коней, еще раз оглянулись. В памяти Гарегина запечатлелся устремленный на него взгляд Аршака- взгляд одинокого, покидаемого, умирающего с тоской в душе человека. Острая боль пронзила сердце Гарегина. На него глядел человек, он бросил человека…

Гарегин поднялся на холм, чтобы оглядеть весь полк, редкой и прерывающейся линией растянувшийся в степи. Он окинул взглядом горизонт – мертвая даль, бескрайнее море снега, угнетающее безлюдие… Он перевел взгляд на восток, и увиденное им заслонило даже безотрадность снежной пустыни. Вдали быстро поднималось и раскидывалось похожее на саван большое белое облако. Солнце стремительно закатилось. Вечер подползал со всех сторон. Облако быстро заняло полнеба и обрушило на землю лавину холодного снега. На склонах холмов завились маленькие столбы снежной пыли и закружились в зловещем танце. Выл и стонал ветер, и было похоже, что это сама смерть плачет жалостным детским голосом.

– Трубить тревогу! – приказал Гарегин.

Трубач поднес к губам трубу. Полк остановился.

От всадника к всаднику передавалась команда, пока не дошла до первого отряда. Гарегин приказал всадникам арканами, поводьями, ремнями привязать себя друг к другу, чтобы не потеряться в надвигающейся снежной буре и не сбиться с дороги Командирам – беспрерывно объезжать ряды.

Опустилась ночь.

Закружила бешеная вьюга по необозримым просторам, зaщелкала бичами, взметнула пласты снега. Точно вспарывая огромные мешки, она вытряхивала из них тучи известки. Небо слилось с землей. Выл и кружился ветер, неистовствуя носился он с оглушающим свистом, со злорадным хохотом и визгом, то грозя, то заливаясь похоронным плачем. Вьюга окружила снежной стеной, оплела весь полк, столкнула его с дороги.

Куда они плелись – назад или вперед, к жизни или смерти, – никто этого не знал.

«Дойдем ли?.. – с тревогой думал Арсен, едва различая воинов, которые, полузакрыв глаза, грудью продирались сквозь вьюгу. – И о чем думает сейчас она? С какой любовью, жалостью и заботой взглянула бы она сейчас на меня. И не только на меня – на них!..» Но Хориша далеко. Странна самая мысль о ее любви, жалости и заботе среди этого разгула враждебной стихии. Хоть бы кто-нибудь встретился сейчас, пусть враг, пусть волк или nit via вышли бы в поисках добычи, но кто-нибудь живой.

Гарегин приказал воинам остановиться и сбиться в кучу. Не дошли до всадников ни звуки трубы, ни приказ. Но они сами остановились и сами сбились в кучу. Гарегин приказал далее, чтобы несколько человек, привязав себя друг к другу арканами, вышли из рядов и двинулись в разные стороны: может быть, удалось бы угадать направление, отыскать какой-либо след, почувствовать запах дыма, услышать человеческий голос. Напрасные усилия! Все разведчики вернулись ни с чем. Полк стоял неподвижно на месте. Все чувствовали, что смерть близка, неминуема. Надо было двигаться, чтобы не замерзнуть. Движение привело бы или к жилью, или к смерти.

Гарегин приказал двигаться вперед. Вьюга все усиливалась.

Продвижение стоило нечеловеческих усилий. Люди останавливались, отказывались идти. Гарегин хлестал их плетью, ругал, грозил мечом. Чтобы никто не мог отбиться, впереди снова ехал Арсен; последний ряд замыкал сам Гарегин. Один из раненых свалился. Гарегин приказал привязать его к седлу. Упал еще один, Гарегрв приказал лекарю перевязать ему рану и поехал догонять полк, почти скрывшийся из виду. Пал конь под телохранителем, но тот встал, догнал Гарегина и пошел рядом, держась за его стремя и с трудом волоча ноги.

– Не могу больше, князь, – сказал он вскоре. Гарегин посадил его на круп своего коня. Телохранитель с трудом поднялся. Но скоро стал и конь.

– Слезай теперь! – приказал Гарегин.

Телохранитель сошел. Ясно было – погибают… Гарегин понял: или он доведет полк до места, или погибнет и сам.

– Шагай вслед за мной, сколько сможешь! – приказал он телохранителю и погнал коня в том направлении, в котором, как он представлял себе, двигался полк.

Конь прошел немного и остановился. Плеть уже не действовала на него. Гарегин начал колоть его острием кинжала. Конь прошел еще несколько шагов, колени его подогнулись, он повалился. У Гарегииа оставалось еще достаточно сил, чтобы шагать. Он поднялся, бросил коня, зашагал, громко браня покинувших его князей – командиров конницы, хотя и сам сознавал, что вьюга пе позволяла ничего видеть на расстоянии пяти-шести шагов Неужели кругом так-таки нет дыхания жизни? Все мертво?.. До слуха донесся какой-то глухой протяжный звук… Голос человека? Нет, похоже на волчий вой О, пусть хотя бы это! Пусть волк.. Лишь бы хоть какое-нибудь живое существо. Арсен, который ехал впереди, вызвал к себе одного старого испытанного воина. Это был густо обросший человек, с мужественным, словно из камня высеченным, лицом Наклонившись к земле, он все время искал дорогу. Конь его часто останавливался, набирался сил и снова шз!ал медленно, но упрямо. Всадник грепал его по шее, поглаживал ему гриву, ласково подбадривая:

– Шагай, мой ягненок! Шагай, мой бесценный!..

Арсен смотрел на старого воина, который стал теперь подлинным вожаком. Доверие внушал его спокойный взгляд, в сердце проникала надежда.