Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Чего это – замирать? Это раньше тихо сидели, не звукни, чтоб не накрыл, а теперь в окопах песни поют.

– А затем, товарищи, позвольте мне уйти и заняться вопросом о министерстве…

Ну иди, что ж, отпустили.

Тут – прапорщик выступил от 5-й армии, очень пылко.

– Мы бредим миром и понимаем, что война нам была навязана. Но в настоящую минуту нашей молодой свободе угрожает прежде всего немецкий пулемёт и немецкие штыки. И раз враг не понял нашего братания – то надо его прекратить!

И ещё один из 2-й армии прапорщик, Чернега, вернулся и объявил: будет завтра перед нами выступать сам военный министр!

С этим Чернегой, курским, Горовой тоже счёлся земляком, то и дело они на скамьях переговаривались, недалеко сидели. Оба они были нрава весёлого, даж забиячного.

За воскресенье 16 апреля в комиссариат одного только Казанского района было, по требованию солдат и публики, доставлено больше дюжины выступавших на летучих митингах против Займа Свободы и против войны: кончать её во что бы то ни стало. Один у Казанского собора, произнеся речь против правительства, закончил выкриком „да здравствует Германия!”, и милиционеры еле спасли его от самосуда.

Начальник милиции, член Совета, к вечеру освободил всех задержанных.

В ночь на 17 апреля из рождественского комиссариата бежал накануне арестованный крупный аферист Гольцман, занимавшийся подделкой накладных на вагоны: он воспользовался, что все милиционеры вдруг разошлись.

17 апреля на Васильевском острове в квартиру биржевого маклера Цоппи явились двое и потребовали от конторщицы выдать им 50 тысяч под угрозой смерти. Та кинулась в соседнюю комнату, разбила стекло, звала на помощь — и стала собираться толпа. Грабители убежали по чёрной лестнице и в разные стороны. Один незаметно скрылся, другой отстреливался, бросил две ручных гранаты, одна не взорвалась, другая никого не ранила. Задержанный, он заявил, что он — беспартийный анархист. Отводили его в комиссариат — бежал от милиционеров и он.

Днём 17 апреля на Кирочной улице солдат-писарь Стрючков, одетый в штатское платье, выстрелил в спину генералу-от-инфантерии Кашталинскому, бывшему командиру корпуса, 67 лет, которого и не знал, члену Александрийского комитета о раненых, много орденов за турецкую и японскую войну. Пуля прошла через грудь навылет. Раненый генерал продолжал идти без посторонней помощи, но упал, а через полтора часа скончался в лазарете. А Стрючков отбежал несколько шагов и упал как бы в падучей. Позже заявил, что стрелял без всяких мотивов.

Выпущенный революцией из тюрьмы барон фон-Шриппен теперь зарезал кафе-шантанную певицу Сезах и её подругу Людмилу-Азу, сорвал с них драгоценности, отрубил обеим пальцы с кольцами. Подозревают, что его соучастником был аферист „ротмистр Сосновский”. Украли бриллиантов больше чем на 50 тысяч.

В ночь на 18 апреля злоумышленники проникли в Александро-Невскую лавру с подобранными ключами от келий, поочерёдно одурманили епископа Леонтия, архимандрита Евгения и делопроизводителя, из кассы забрали всю наличность, наворовали церковной утвари старинной работы и часов. Скрылись.

В ночь на 19 апреля, после первомайского праздника, в разных местах столицы произошло несколько взломов несгораемых шкафов в конторах, на десятки тысяч рублей.

Вечером 19 апреля группа анархистов-коммунистов явилась в комиссариат Выборгского района и потребовала ключи от дома № 17 по Полюстровской набережной — пустующей дачи бывшего сановника Дурново, которую анархисты решили взять под свой клуб. Ключей в комиссариате не оказалось. Тогда анархисты взломали двери дачи, заняли много больших комнат и немедленно стали перевозить свой багаж: огнестрельное оружие и взрывчатые вещества. Около дачи поставили свой караул.

В середине апреля произошло несколько дерзких краж в здании Сената. Из кабинета обер-прокурора гражданского кассационного департамента похитили мраморные часы с богатой отделкой, тяжелее пуда. В другой день такие же — из кабинета обер-прокурора 1-го департамента. У одного сенатора украли мундир с золотым шитьём и всеми орденами, звёздами. У барышни из канцелярии — каракулевый сак. Несмотря на розыск, похитителей не нашли.

На петроградских улицах — громкая смрадная брань простонародья, как раньше не смели.

У Николаевского вокзала и на Лиговке открыто продают порнографию. В кинематографе на одной из Рождественских улиц показывают богохульный фильм „Жизнь Христа”, вакханалия пошлости. Приманка: „прежде запрещённый”.

На Петербургской стороне митинг пенсионеров постановил: если правительство не увеличит пенсий — будут бастовать.

На Николаевском вокзале задержан неизвестный, который вёз в разобранном виде пулемёт.

Не проходит суток, чтобы в Петрограде не произошло несколько десятков грабежей квартир, магазинов, лавок — и ночных и дневных. Есть очень дерзкие: громилы открыто группой проходят мимо швейцара, потом прорезают стену или пол намеченного помещения. Милиционеры почти никогда не успевают никого захватить.

На Сенном рынке в полдень, во время перерыва приказчиков, было разгромлено 20 лавок и взломаны их кассы.

К горничной отставного генерала Вейса по вечерам приходили солдаты. В один вечер горничная навела их без себя, они убили ножом кухарку, на генерала наставили револьверы, заявили себя анархистами и забрали у него наличность в 10 тыс. рублей. Велели генералу не звонить по телефону 10 минут после их ухода. Он так и сделал.

По ночам не стало дежурных аптек: вывешивают объявления, отправляя к соседним, — а там такие же объявления.

За смутные сутки 21 апреля в Петрограде произошло больше 30 квартирных краж, особенно крупная — у князя Бебутова (богача и известного фрондёра, издателя заграничного фолианта против царя Николая II).

В этот вечер в ораниенбаумскую парикмахерскую вбегает 16-летний подмастерье, подметающий там полы, и трясёт при клиентах и мастерах новенькой 10-рублёвкой: „Сейчас был в городе и какой-то тип дал мне 10 рублей, велел: ходи и кричи „да здравствует Ленин, да здравствует партия большевиков!”

В местном поезде Царское Село — Петроград несколько солдат спорили о политике со своим унтер-офицером Андриановым. И — на ходу выбросили его на полотно.

Водопровод Царского Села, Красного Села и Павловска был гордостью страны, отличался всегда таким высоким качеством, что даже при эпидемии холеры можно было пить сырую воду. Теперь служащие водопровода потребовали сократить меры санитарного надзора, а помещение лаборатории и квартиру санитарного врача отдать под квартиры служащих.