Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

На выставку финского искусства на Марсовом поле явилась группа солдат с прапорщиком и заявила, что помещение это пригодится народу, а ублажать буржуев картинками — пусть развешивают во дворцах. Смущённая администрация спросила: „От чьего имени такое заявление?” — „Ни от чьего, просто сами так порешили.”

На русско-финской границе сперва солдаты и матросы, потом и сама публика не стали допускать таможенников к осмотру вещей и взиманию пошлин.

Разрешено публике гулять по настенным проходам Петропавловской крепости. Гимназист ходит взволнованно: под ногами сидят взаперти бывшие министры — а сколько власти у них было раньше!

Гуляют и праздные солдаты, и некоторых солдатская охрана пускает и во внутренние коридоры: поглядеть на сидящих через глазок. Щитки глазков то и дело шаркают по дверям.

В караульном помещении Николаевского вокзала солдат пытался разрядить свою винтовку — и при этом ранил стоящего рядом, и убил крестьянина, пришедшего посетить своего сына-солдата.

26 апреля в ресторане „Ростов-на-Дону”, угол Гороховой и Садовой, член СРСД Стельмаков в компании своих знакомых грозил револьвером — сидящим за соседним столиком. Вызванные милиционеры успели обезоружить его.

В тот же день на Гороховой милиционер Россохацкий рассматривал винтовку, а она неожиданно выстрелила — и убила в голову гимназиста 8 класса.

И в тот же день в другом комиссариате милиционер Монахов, разряжая ружьё, нечаянно убил наповал своего родного брата.

В ночь на 28 апреля два милиционера на Литейном обнаружили у проезжавшего мотоциклиста подложное удостоверение. Он рванулся уезжать — они вскочили в проходящий трамвай, быстро шёл, а мотоциклист отстреливался, дважды попал в трамвай и скрылся.

Фельдшер Сучков в 1915 г. находился под следствием за подлоги, бежал из-под конвоя. В начале революции явился в Петроград, от общественного градоначальника получил документ на звание подпоручика и отрывную книжку распоряжений на производство обысков. И сам произвёл их много на Петербургской стороне. В начале мая арестован уже со множеством бланков, штемпелей, печатей воинских частей для отпуска спиртного. Выдал несколько сот подложных документов, освобождающих от воинской повинности, литерных билетов для проезда по железной дороге.

На Металлическом заводе Выборгской стороны плату рабочих за март-апрель повысили дважды, больше чем на 50% каждый раз. На время рабочие успокаивались. 5 мая на завод явился отряд „красной гвардии” с готовым текстом соглашения об удовлетворении всех новых требований рабочих в 24 часа и угрожал иначе открыть стрельбу. Администрация тут же подписала соглашение.

2 мая в правление мануфактуры „Треугольник” явилось с полсотни рабочих, многие — с большими холщёвыми мешками, и потребовали немедленно выплатить им 12 миллионов рублей — набавка по 15 копеек каждому рабочему за каждый проработанный час с начала войны. Члены правления предложили передать требование в примирительную камеру — тогда их угрозили завернуть всех в рогожи и бросить в Обводный канал. Кое-как уговорили рабочих отложить требование до следующего утра. Тем временем директора дали знать министру Коновалову, что отказываются управлять фабрикой, чтоб он взял управление в свои руки.

На следующее утро рабочие явились снова с мешками за своими 12 миллионами. Получив отказ, арестовали директоров Кетница, Гофмана, Цулауфи, Бекмана и Нефедова и увезли их в автомобилях (в министерство юстиции).

Только приехавший Гвоздев убедил рабочих в незаконности их действий. Согласились передать спор в примирительную камеру.

На заводе „Респиратор” общее собрание рабочих постановило уволить с поста старшего мастера избранного ими в первые дни революции студента-политехника Корнблита. Тот отказался подчиниться. Тогда рабочие уложили его в корзину, отнесли на набережную Обводного канала и избили.

В Обводном канале всплывают трупы. У двоих генералов — колотые, рубленые и огнестрельные раны, изуродованы лица тупыми ударами, видимо прикладами. Один — в генеральском мундире, ещё и с генеральскими звёздами, но без сапогов; на другом — штаны с генеральскими лампасами и вывороченными карманами. В Обуховской больнице опознали: это военный директор Путиловского завода генерал Дубницкий и его помощник генерал фон-Борделиус, убитые и потопленные 28 февраля бандой Ваньки Быка и Коровина. Отпели в Сергиевском соборе в присутствии генерала Маниковского, потом торжественно несли гробы через весь город.

Как-то раз Пешехонов попал на Аптекарский остров близ места столыпинской дачи и полюбопытствовал посмотреть, как похозяйничала рота пулемётчиков, стоявшая здесь.

Сами здания и обстановку он нашёл в ужасном состоянии. Два венских стула почему-то были водружены высоко на дереве.

Но, вопреки ожиданиям Алексея Васильевича, памятник Столыпину стоял неприкосновенно.

Двухмесячный поиск личных вещей Пушкина, украденных из Александровского лицея, не дал результатов. Подозреваемые освобождены за недостатком улик.

Обсуждать вопрос о входе-невходе в правительство собрался ИК около полудня. Исполкомовских солдат теперь перетолкнули в Исполнительную комиссию, здешние обсуждения им не по зубам, а особенно сегодня — дело партийное. Но и члены ИК собрались не все — около полусотни. Да вызванных шестеро из московского Совета — а эти, как известно, все были против коалиции.

А так как и все петроградские социал-демократы — от правых меньшевиков и до большевиков — тоже против. И левые интернационалисты — против. А эсеры, хотя сочувствовали входу в правительство, но и посегодня не решились вынести о том резолюцию, — то кто и оставался за? — трудовики да народные социалисты.

Перевес против коалиции был заранее явный, и это определилось в первых же исходных заявлениях, сделанных от каждой партии.

Но начались прения. Собственно, и в них не ожидалось ничего нового: все главные доводы и за и против уже были изложены в партийных газетах, и тут их лишь повторяли. Но там были только пожелания, а прозвучав тут — эти же доводы вели теперь к решающему голосованию о судьбе революции! — да кажется и страны?..

Но — как бомбу взорвал тут среди них худенький Гиммер! То-то он накануне всё оббегал с карандашом и блокнотом всех главных лидеров, просил высказаться о коалиции для „Новой жизни”. Ну, думали, журналист, упивается своей новой газетой. А у него, значит, была острая цель, он вымечал политическую конфигурацию. И вот — один из самых левых в ИК — что же теперь он прорезал к изумлению всех? Да кто же настойчивее его обличал империалистическую буржуазию? Кто резче его поносил Временное правительство вот сейчас, после апрельского кризиса, во всём виня, что правительство Милюкова есть правительство гражданской войны? Кто страстней его обзывал оппортунистами и соглашателями нынешнее большинство ИК? И вот, когда это большинство последовательно революционно отшатывалось от коалиции — перец-Гиммер жгуче выступил закоалицию, за!