Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

— Если говорить начистоту, то ты зря обратился, Ерназар, ко мне… Да и решить твои вопросы… Даже для моего начальника это нелегко. К нему, я знаю, обращались туркмены с подобной же просьбой. Он пообещал им, как только окажется в России, передать ее царю на рассмотрение.

— Да-а-а, видно, нечего ждать вечером тепла от солнца, которое утром не согрело… — Ерназар приуныл.

— Нет, Ерназар, ты не прав. Чем сидеть сложа руки и ждать, пока солнце согреет, надо самому разжечь костер. Кто сам не может добыть огонь, тот и под солнцем будет всего-навсего добычей для воронов…

— Для нас, по-моему, таким огнем могло бы стать свое, самостоятельное ханство! Да только самим, без помощи, нам этого никогда не добиться. Что мы сами? Горсточка людей — бесправных и нищих.

— Я тебе скажу вот что! Никакая держава, большая ли, маленькая ли, не может обойтись без войска. Например, ты сейчас просто нукер, так? Даже сделайся ты военачальником, все равно ты будешь, как у нас говорят, генералом без армии! Нужно, пойми, нужно прежде всего иметь войско. — Заметив, что Ерназар совсем нос повесил, Михайлов засмеялся: — Да не вешай ты нос, не клони голову к земле, милый брат… Ты благородный джигит, о своем народе страдаешь, значит, надо искать пути-выходы, подходить с расчетом, с умом. Это самое главное — с умом! Наши, братец ты мой, чиновники да господа рисковать не любят. Подержи совет со своими джигитами, составьте прошение от имени би-ев — и прямым ходом в Оренбург. Но прежде всего надо собрать сильный, хорошо обученный отряд нукеров, от ряд из каракалпаков. Поверь, коли наши чиновники узнают об отряде, они скорее тебе помогут, тебе и твоему правому делу. Может, даже к царю тебя направят… — Михайлов дружески похлопал Ерназара по плечу и повторил:- В Оренбург приезжай только тогда, когда за тобой будет сила! Нукеры будут! Уразумел?

— Объясните мне, какая разница существует между русскими и инглисами?

— В каком смысле — разница? — не понял Михайлов.

— Ну, в отношении к слабым, малочисленным народам?

— Мудреные вопросы ты задаешь мне! Не знаю, что тебе и ответить, чтоб не отговорка была, а правда. Я так думаю, что солдат — русский ли, англичанин ли — не станет по своей воле обижать слабого. А вот цари да короли — русский, английский или какой-нибудь иной, как и ханы да эмиры, не больно-то они обременяют себя заботами о народе. Они хорошо относятся лишь к тем, кто ест с одного с ними блюда, а кто и подальше от них… Не очень я верю в доброту царей и тебе не советую… Коли доведется тебе, Ерназар, быть в Оренбурге, тебе или твоим друзьям, найди меня, я о тебе позабочусь! — Михайлов крепко обнял Ерназара на прощание…

Не успело отбыть из Хивы русское посольство, как Ерназара вызвали во дворец к хану. На этот раз хан принял его тотчас же. Едва Ерназар переступил порог его пышной приемной, как хан обратился к нему:

— Ну вот, Алакоз, настало для тебя время послужить мне. Ты добился славы, избежал смерти, удостоился белого ножа!

— Наш великий хан, мои постоянные думы не о том, что я совершил во славу вашу, а о том, что совершу…

— Запомни! Стрелок, который торопливо прицеливается, в мишень не попадает… Почитай за счастье, что я хочу говорить с тобой сам, а не через приближенных моих! Подойди и приложись лбом к ножкам моего трона.

Ерназар выполнил повеление хана, но, когда он возвращался на свое место, успел вставить слово главный визирь:

— Наш великий хан, если даже за вором никто не гонится, он все равно убегает… Такова сила привычки.

— Если отец оставляет сыну в наследство возвышенность, сын обязан на нее взобраться, — спокойно и с достоинством ответил Ерназар.

Хан пропустил мимо ушей словесную перепалку между главным визирем и Ерназаром — она стала привычной.

— Алакоз, твоя мудрая мать еще в молодые свои годы, как мне передавали, сказала: «Если на небе не будет луны, человек собьется с пути, если не будет солнца — душа его потемнеет». Чтобы никто не заблудился, чтобы ничья душа не стала черной, я направил в твою страну светоча знаний — ишана. Он взял себе имя — Каракум-ишан. Теперь настала твоя очередь — я направляю тебя в родные твои степи. Отныне ты бий своего рода. Но с первого же дня, как ты окажешься на месте, я вменяю тебе по всем делам советоваться с Каракум-ишаном! Я желаю слышать из уст ишана похвалы тебе! Только похвалы!..

— Наш великий хан…

— Не перебивай меня! Не возносись чересчур высоко, не злоупотребляй моей благосклонностью!.. Брюхо твое принадлежит тебе, а твои руки, которые держат оружие, отныне и навсегда принадлежат хану и Хиве!

— Наш великий хан… — не унимался Ерназар.

— Язык — враг головы, Алакоз! Ты много рассуждаешь, и потому люди называют тебя волком, а действия, поступки твои — поступками голодной собаки.

— Лисицы живут в большей сытости, чем волки, наш хан.

— Все! Я все сказал, ты все слышал! А теперь прощай!

Около дворцовых ворот Ерназара догнал знакомый стражник:

— Скорее уходи из города, палван! Соглядатаи уже донесли, что ты разговаривал с русским толмачом. Не тяни время, отправляйся скорее, иначе бед не оберешься!

Ерназар не раз видел в мечтах, как торжественно возвращается он в родные края, с каким почетом встречают его земляки. Ему было горько, что мечтам его не суждено осуществиться, что он возвращается в аул почти изгнанником.

Земля без людей — сирота; без земли — люди сироты; а вот дом — сирота без мужчины.

Когда-то дом Генжемурата был уютным, просторным. Не стало Генжемурата — и будто поник, будто пригнулся к земле его дом.

Получив страшную весть о гибели мужа, жена Генжемурата увяла. Улыбка, казалось, навсегда исчезла с ее приятного круглого лица. Единственная дочь исхудала, стала как тростиночка. Когда Генжемурат уходил в нукеры, жена ждала второго ребенка. Сын родился без отца, матери не с кем было разделить свою радость. Мальчик рос слабеньким, мать не находила в себе душевных сил ухаживать за ребенком так, как ухаживала бы она за ним в счастье и душевном спокойствии…

Есть ли на свете что-нибудь сильнее смерти?.. Нет! Она всевластна. Она никого не отпускает от себя обратно. Всех заставляет она смириться перед ее ликом, покориться тому, что берет у живых в свой невозвратный полон его близких и дорогих.

Смирилась со вдовьей судьбой и жена Генжемурата, со временем меньше стала чувствовать остроту своей потери.

Однажды вечером кто-то приблизился к ее дому и спрыгнул с коня. Жена Генжемурата испугалась. Взяв под крыло своих цыплят — дочку и сына, она, словно курица, затаилась в укромном уголочке. Всадник, слышала она, отряхнул шапку и направился к входу, похлопывая плеткой по голенищу сапога. Совсем как Генжемурат когда-то.