Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

— Повелевайте, великий ага-бий! — дрожащим от волнения голосом произнес Ерназар-младший. Голова была поднята, глаза преданно смотрели на предводителя агабийцев.

— Не время повелевать, — холодно заметил Ерназар. — Повтори правила игры нашей!

Звонко, как камешки, падающие на сухую землю, прозвучали слова юноши:

— Если я совершу неблаговидный поступок, провинюсь перед моим народом, не выполню повеление великого ага-бия, пусть бог проклянет меня! Пусть великий бий выколет мне глаза!

Страшным было наказание, ожидающее провинившегося. Произнес же клятву юноша легко, с радостью какой-то, будто пел веселую песню.

— Искренен ли ты, клянясь в верности народу?

— Искренен! Бог тому свидетель.

Ерназар не поверил сказанному, тревожное сомнение вселилось в него с первых слов, произнесенных юношей. Слишком торопливо и уверенно произносил их. Но что сомнения! Не запятнал себя ничем Ерназар-младший и, дай бог, не запятнает.

— Считай себя, Ерназар, нашим братом!

Юноша направился к своему месту на паласе. Но прежде чем сесть, сказал:

— Великий ага-бий! Повелите следующий зияпат устроить в моей юрте. Отец сочтет за честь принять всех вас у себя, а мне выпадет счастье служить вам!

Снова голос его дрожал от волнения. И волнение это подкупало. Порядок, правда, заведенный ага-бием, не допускал нарушения очередности. Нельзя забегать вперед новичку, отодвигая старых членов игры. Но и не уважить просьбу юноши тоже нельзя. Обидишь отказом, а обида что просяное зерно, брошенное в землю, прорастет, поднимется, даст сто зерен. Сто обид нужны ли?

Ага-бий отщипнул от лепешки кусочек и, поманив к себе Ерназара-младшего, вложил хлеб ему в рот. Согласие на устройство зияпата в юрте новичка было дано.

Судья Фазыл представил второго новичка:

— Мадреим, сын покойного муллы Реима из рода ктай. Он старше многих из нас, ему тридцать лет… Ну, Мадреим, не робей, покажись джигитам!

Мадреим предстал перед собравшимися — худущий, черный, будто обуглившийся тополь.

— Вот я…

Неугомонный джигит, все время подававший голос без позволения ага-бия, снова вылез с вопросом:

— Почему так долго не вступал в игру? Мадреим стал чесать затылок, обдумывая, как ответить. Думал он долго, так долго, что терпение у настырного джигита лопнуло и он подтолкнул новичка:

— Да ты ищи ответ не на затылке, а в голове.

— И там нет ответа. Не знаю, почему не вступал в игру. Среди знатных и умных людей мне вроде не место. Я и нынче боялся войти…

— Вошел, однако, — сказал Ерназар. — А раз вошел, то и останешься с нами. Правила запомнил?

Мадреим опять принялся чесать затылок.

— Знает он правила, — заверил судья Фазыл. — От робости язык не поворачивается.

— Верно, не поворачивается, — согласился Мадреим.

— Побудешь с нами, начнет ворочаться — и хорошо ворочаться. — Ерназар улыбнулся новичку и тем поздравил его со вступлением в ряды агабийцев. Джигитам сказал:-Потеснитесь-ка, братцы, дайте место Мадреиму.

На этом церемония приема в игру не закончилась. Судья Фазыл стал, вроде Мадреима, чесать затылок и пожимать плечами.

— Что ты маешься, Фазыл? — полюбопытствовал ага-бий.

— Да вот не знаю, как поступить. Просится к нам в игру степняк из чужого аула, правила наши принял, клятву верности делу уже дал…

— Чего же медлишь?

— Казах он… Игра наша каракалпакская, и все мы — каракалпаки.

— Кто он, этот казах?

Табунщик Зарлык, торе из потомков Чингисхана.

— О-о! — пронеслось по юрте. Потомков Чингисхана среди агабийцев не было. Престижно для каждого степняка сидеть рядом с человеком, в жилах которого течет кровь великого хана.

— Есаул Артык, зови сюда Зарлыка! — приказал Ерназар.

Артык выскочил из юрты и через мгновение какое-то вернулся в сопровождении высокого, стройного красавца с раскосыми черными глазами. Шепот удивления и восхищения пронесся по юрте.

— Расскажи о себе! — попросил ага-бий.

— Я пасу лошадей Батык-бая. Хозяин мой, прослышав про игру «ага-бий», послал меня сюда со словами приветствия и просьбой, если сочтете возможным, принять его табунщика в ваш круг. Зияпат, когда наступит срок, будет устроен Батык-баем.

Ерназару понравилась прямота, с которой произнесены были слова табунщиком. Без лести обращался он к ага-бию, без низкого поклона входил в юрту совета. Достоинство вольного степняка не привык ронять.

— Ел ли ты когда-нибудь с каракалпаком из одной миски? — поинтересовался ага-бий.

— Ел, и не раз.

— Прикрывался ли с каракалпаком одним тулупом во время бурана?

— Прикрывался.

-; Обоим ли было тепло?

— Обоим. Не замерз, как видите, ага-бий! Ерназар одобрительно покачал головой и сказал душевно:

— Когда едят из одной миски и прикрываются одним тулупом — становятся братьями. Мы принимаем тебя в свой круг, как брата, Зарлык.

Зарлык склонил голову, благодаря ага-бия за доброту.

— Ты больше не чешешь затылок, Фазыл, значит, конь твой больше не спотыкается? — усмехнулся Ерназар.

— Спотыкается, великий ага-бий.

— Что еще за камень на нашем пути? И велик ли?

— Велик… У стремянного Айдос-бия, Доспана, остались сироты — дочь и сын. Дочери минуло шестнадцать, сыну — тринадцать. Оба хотят стать агабийца-ми. Я прогнал их. Не место среди нас безродным и бездомным…

— Дочь Доспана — красавица! — бросил кто-то восхищенно.

Джигиты шепотком повторили: «Красавица!»

— Красота не ярлык на бийство, — заметил раздраженно Фазыл.

С укором посмотрел на чванливого судью своего Ерназар.

— Красота, верно, не ярлык на бийство. Однако и не след от проказы, за который изгоняют из аула, — произнес с горечью Ерназар. — Если нищий не получил хлеб из твоих рук сегодня, пусть уйдет с надеждой, что получит его завтра. Оставил ты надежду в сердцах детей Доспана?

Промолчал Фазыл. Надежду не оставил судья, да и не намерен был оставлять. Есть из одной миски с безродными и бездомными не собирался, тем более брататься с ними.

Молчание было понято всеми как завершение процедуры принятия в круг новичков. Внесли чайники и пиалы. Наступило время разговора о судьбе края родного. Разговор начал ага-бий:

— Рассказывают, будто попал один степняк во владения аллаха. То ли счастье ему выпало, то ли грехов у него не было, но открылись ему ворота рая, и отправился он гулять по лугам и рощам, отыскивая себе место, где можно отдохнуть. Много ли, мало ли ходил, только набрел наконец на юрту среди цветущего сада — богатую, красивую, просторную. Здесь я и поселюсь, решил степняк. Отодвинул полог, переступил порог, а хранитель рая остановил его: «Нельзя. Юрта предназначена для каракалпаков. Так повелел всевышний!» Удивился степняк: «Где же они? Или не умирают?» — «Умирают, — ответил хранитель рая. — Вот до небесной юрты дойти не могут. Весь путь их оканчивается на мосту перед вратами рая». Степняк еще больше удивился: «Сил не хватает?» Хранитель рая пояснил: «Сил много, да расходуют себе во вред. На земле начинают ссоры, на небе их продолжают. Мост узок, каждый норовит пройти первым, оттолкнуть брата, перешагнуть через лежащего. Сыны одного рода нападают на сынов другого рода. В схватке слепнут от ярости. А слепому не только по узкому мосту — по широкой дороге не пройти. Падают с моста. Под мостом-то пропасть, а в пропасти — ад. В аду и кончается их путь на том свете».