Рафаэло Джованьоли - Мессалина

- А ты в самом деле думаешь, что такое снадобье существует?

- А разве нет? - в некотором замешательстве прошептала Милония. - О таких зельях говорят, как о самом большом секрете вашего искусства. Я слышала, что они неотразимо действуют на каждого, кто их выпьет.

Локуста снова улыбнулась.

- Да какая польза от вашего колдовства, если вы никого не можете приворожить! - неожиданно громко воскликнула императрица.

- Польза в других случаях: при недуге.

- Но не любовном?

- При нем тоже. Но не всегда.

- Так значит, в моем случае ты можешь совершить чудо и приворожить мужчину к женщине?

- Давай договоримся так: я приложу все свои знания и силы…

- Ах, Локуста! Ты возвращаешь меня к жизни.

- Но я еще раз повторяю, что наши зелья не всегда оказывают нужное воздействие. Сила этих напитков зависит от многих обстоятельств, над которыми мы не властны.

- Каких обстоятельств? Что для них требуется? Пожалуйста, не говори со мной таким презрительным тоном, - взволнованно проговорила Цезония. - Я сгораю от нетерпения, а ты не хочешь ничего объяснить!

- Но я не смогу удовлетворить твое любопытство, если ты все время будешь перебивать меня.

- Хорошо, не буду, только пойми, мне нужно, чтобы ты приготовила для меня это зелье!

- Я приготовлю его. По крайней мере, надеюсь.

- Ну, так скажи, - произнесла Цезония, вставая с софы, - что для него нужно?

- Прядь волос Гая Цезаря и клочок какой-нибудь одежды, которую он носил.

- Все это ты получишь сегодня же.

- И еще… - медленно добавила Локуста.

- Что еще? - вырвалось у Милонии.

- Еще прядь твоих волос и часть твоей одежды, хотя бы той, которая сейчас на тебе.

- Разумеется, это тоже у тебя будет.

- Три дня подряд ты должна ходить в храм Венеры Кипрской и посвящать жертвы Купидону и Приапу.

- Я принесу самые богатые дары этим божествам.

- Хорошо. Итак, ты вернешься ко мне через три дня. Тогда я добуду немного крови из твоей вены.

- А почему не сегодня? - спросила Цезония, с готовностью протягивая свою полную, красивую руку.

- Если я извлеку ее сегодня, то через три дня она уже будет непригодна для зелья.

- Неужели только через три дня? - разочарованно протянула Цезония.

- Нужный настой может получиться лишь при благоприятном расположении звезд.

- А вдруг он не получится по каким-либо другим причинам?

- Тогда придется все повторять заново: жертвы и другие приготовления должны находиться в строгом соответствии с действием астральных сил.

Цезония закусила верхнюю губу, словно не могла решить какую-то важную задачу. Немного постояв в нерешительности, она, наконец, взяла в руки свой плащ и стала надевать его наподобие пеплума [136].

- Ничего не поделаешь! - выдохнула она и, внимательно посмотрев на колдунью, спросила:

- А ты меня не предашь?

- Я? - не скрывая возмущения, в свою очередь спросила Локуста.

Тогда Цезония отстегнула от пояса кошелек, полный золотых викториалов, и, протянув его ворожее, добавила:

- Я не подозреваю тебя, но…

- Ты меня совсем не знаешь, Августа. Я никогда никого не предавала, хотя мне известно столько секретов, что они могли бы добрую половину Рима поднять на войну против другой половины.

- В этом кошельке небольшой задаток к тому миллиону сестерциев, который…

- Мне достаточно твоей благосклонности и твоего заступничества.

- Если зелье удастся, то я навсегда останусь твоей самой преданной подругой.

С этими словами императрица бросила кошелек на софу и, сопровождаемая ворожеей, вышла из комнаты. Когда обе женщины очутились в таблии, Локуста наклонилась, чтобы поцеловать ладонь Цезонии, но супруга Калигулы отдернула руку и, положив ее на плечо колдуньи, нежно проговорила:

- Ты мне нравишься… поцелуй меня.

Локуста обхватила шею Милонии и несколько раз поцеловала ее в губы, прошептав:

- Благодарю тебя… Ты так прекрасна, что, будь я Гаем Цезарем, тебе не понадобились бы никакие зелья! Я полюбила бы тебя на всю жизнь.

Наконец она отпустила императрицу и, попрощавшись, проводила ее до порога дома. Вернувшись в лабораторию, она уже хотела заняться чтением одной из магических рукописей, как вдруг в двери неожиданно появился горбатый раб и испуганным голосом сообщил, что его госпожу настойчиво спрашивает Валерия Мессалина. Это известие неприятно удивило Локусту. Немного подумав, она обратилась к слуге:

- Как ты думаешь, Мессалина видела ту даму, которая недавно вышла отсюда?

- Не только видела, но и поджидала ее, прячась в портике у соседнего дома, а когда твоя гостья села в носилки, Мессалина вышла из своего укрытия и постучалась к тебе.

Лицо Локусты омрачилось еще больше. Она долго колебалась, прежде чем сказать:

- Ладно… пусть войдет.

И вновь направилась к двери.

- Аве, почтенная Валерия! - почти сразу воскликнула она. - Что нового? Какая нужда привела тебя в столь ранний час?

- Аве, Локуста! - проговорила вошедшая, снимая с плеч просторный серый плащ. - Час не такой ранний для супруги Цезаря, опередившей меня.

- Ах… да… Она только что вышла отсюда.

- Знаю, - ответила Мессалина, с недовольным видом усаживаясь на софу. - Я ее видела.

- Увы… У нее ужасно болят зубы.

- Да? - усмехнулась жена Клавдия. - Мне известно, какие зубы беспокоят Милонию.

- Ах! Ну, да… - протянула Локуста, стараясь скрыть замешательство.

- По-моему, она боится Цезаря, который может разлюбить ее.

- Неужели? Вечно я все узнаю последней, - ответила колдунья, пытаясь выразить удивление на своем лице.

Мессалина положила плащ рядом с собой и медленно проговорила:

- Умер сенатор Марк Опсий.

С этими словами она пристально посмотрела в глаза Локусты.

С трудом выдержав этот тяжелый взгляд, ворожея произнесла недоумевающим тоном:

- Опсий? Какой Опсий?

- Тот, который в 780 году вместе с преторами Порцием Катоном и Петилем Руфом подло оклеветали и лишили жизни благороднейшего Тита Сабина, виновного только в том, что оставался верен великому Германику и его семье [I].

- Выходит, божественный Цезарь доволен этой смертью, которую он может считать возмездием за убийство одного из своих преданнейших друзей: ведь Тит Сабин воспитывал императора.

- Да, с одной стороны, он доволен, хотя с другой, - готов своими руками растерзать заговорщиков.

- О! Но почему?

- Как ты наивна, Локуста! Почему? Да потому, что благодаря своим грязным делишкам Опсий нажил громадное состояние, и Цезарь - тут ты права - хотел умертвить его, но только так, чтобы эти сокровища перешли к имперской казне!

- Ну и что? Разве божественный Цезарь не может сейчас забрать все его имущество?

- Эх! А еще провидица! Неужели ты не знаешь, что у Опсия было завещание, которое уже нельзя пересмотреть? Разумеется, теперь казне не достанется ни сестерция.