Рафаэло Джованьоли - Мессалина

Вскоре Гай сел на свое место: справа от него устроились Марк Виниций и Протоген, а слева Ноний Аспренат и Веспасиан. Сверху расположились Помпедий, Луций Кассий, Гней Сенций Сатурнин и Авл Вителий. Внизу уселись Апелл, Клавдий, Минуциан, Валерий Азиатик и Публий Арунций. Перед спектаклем прицепс занялся любимым развлечением: он разбрасывал подарки и наблюдал за суетой, которая затем следовала. И пока Калигула был поглощен этой забавой, сенатор Публий Ватиний, стоявший неподалеку от группы преданных друзей императора, громко спросил другого сенатора, Гнея Клувия, сидевшего несколькими ступенями выше:

- Ну как, Клувий? Это правда, что сегодня будут показывать убийство тирана?

И Клувий, чуть погодя, откликнулся:

- Дорогой Ватиний, я отвечу тебе словами божественного Гомера: «Если не хочешь прогневить другого ахейца, молчи!»

И вот началось представление. В этот день ставилась трагедия на сюжет «Мирры» [156].

Кассий Херея, боле мрачный, чем когда-либо, в одиночестве прохаживался по деревянному настилу верхней ступени, там где находился вход, через который Калигула вошел в театр и через который должен был выйти. Он уже дал знать Калисто, Корнелию Сабину, Понцию Аквилу, Папинию и другим заговорщикам, чтобы те расположились вдоль наружного портика, ведущего ко дворцу. Минуциан изредка поворачивал голову и посматривал за действиями Хереи. Нервы у сенатора, как и у всех его сообщников, были напряжены до предела.

В какой-то момент представления Минуциан не выдержал и, поднявшись, чтобы пройти к выходу, попросил посторониться Нония Аспрената и Авла Вителия, сидевших на той же ступени, где на пурпурных подушках устроился император. Однако Калигула неожиданно остановил его, взяв за руку и спросив беззаботным тоном:

- Куда ты, уважаемый? [VIII].

Минуциан покраснел и, с трудом сохраняя спокойствие, ответил:

- Мне… Мне нужно выйти по очень важному делу. Но если ты, божественный Гай, хочешь, чтобы я был здесь, то я останусь.

Патриции немного подвинулись, и он сел рядом с императором. На какое-то время заговорщики оцепенели от ужаса: им показалось, что Калигула знает об их намерениях. Затаив дыхание, они стали ждать, что случится дальше. Однако ничего не произошло: пожав руку Минуциану, Цезарь вновь переключил свое внимание на сцену. Так прошло полчаса.

Наконец, Минуциан предпринял еще одну попытку и, поднявшись, попросил разрешения императора покинуть представление: решив, что у сенатора есть какая-то настойчивая нужда, Цезарь больше не возражал [IX]. Таким образом, Минуциану удалось пробраться на последнюю ступень, где его с нетерпением ждал Кассий Херея: он вывел его за руку на пустое пространство, которое в этом временном сооружении заменяло обычные наружные арки и колонны. Оказавшись за стенами театра, трибун негромко сказал:

- Сейчас Аспренат, Сатурнин и остальные наши друзья должны будут под тем или иным предлогом вызывать Калигулу оттуда. Он пойдет через крытый портик, соединяющий дворец и театр. Но, как тебе известно, в одном месте коридор раздваивается, и, поскольку мы не знаем, какое направление выберет тиран, то в обоих должны находиться наши надежные люди. Необходимо все тщательно предусмотреть, чтобы сегодня он не ушел от нас: завтра времени уже не будет. Итак, Минуциан, ступай: пусть Калисто, Сабин, Аквила, Луп и еще кто-нибудь займут левое ответвление портика, а Норбан, Антей, Папиний и ты будете в правом. Стойте так и внимательно прислушивайтесь к крикам, чтобы в случае надобности быть готовыми броситься на помощь.

- Сейчас иду. Но скажи: а если наши друзья не смогут заставить Калигулу покинуть представление?

- Тогда я один убью его. Прямо в театре. На глазах у всего народа. У меня хватит решимости!

- Но ведь там его окружают германские телохранители…

- Мы справимся с ними. Пусть даже нам придется ценой собственной жизни купить избавление от тирана! Колебаться больше нельзя [X]. Иди, не теряй времени.

Минуциан быстро спустился по наружной лестнице театра и, очутившись на песчаной насыпи, окружавшей его стены, свернул в сумрачный портик с невысокими арками. Вскоре туда же отправился Кассий Херея.

Между тем Ноний Аспренат пытался уговорить императора покинуть представление. Тот, казалось, не был склонен следовать советам своего консула. Однако Луций Кассий, прислушавшись к вкрадчивому голосу Аспрената и краем глаза увидев, как его отец выходил из театра, встал со своего места и тоже двинулся наружу.

- Мне нравится эта трагедия, я хочу посмотреть ее кульминацию.

- Но ведь третье действие уже закончилось. Можно послать кого-нибудь к актерам и предупредить, чтобы они подождали твоего возвращения. Тем более, что представление почти завершилось и осталось только выступление хора. Финал близок! Тебе нужно передохнуть. Подкрепись немного и наберись сил перед решающим моментом.

- Но если я так же перегружу желудок, как сегодня за завтраком?

- Нет, тебе нужна только небольшая передышка. А потом ты сможешь посмотреть на тех стройных юношей, которых ты приказал привезти из Азии, чтобы они исполнили для тебя зажигательные танцы.

- Ах вот как! Мальчики уже прибыли? - спросил Калигула, с готовностью поднимаясь на ноги. - Так идем же, я хочу их видеть.

И в сопровождении друзей и заговорщиков вышел из театра. Спустившись вниз, он знаком подозвал рабов-носильщиков, стоявших рядом с богатой, изящной императорской колесницей.

- Ах! Не нужно носилок! - воскликнул Ноний Аспренат. - Нам осталось не больше пятисот шагов!

- О да! Лучше пройтись пешком! - согласился император. Он отпустил рабов и вместе со свитой направился к крытому портику. Держась немного поодаль, за ними последовали германские телохранители прицепса.

А в этот момент на развилке портика уже начинался пролог будущей кровавой драмы. В коридоре, который вел в левую сторону от дворца, спрятавшись за колоннами и почти сливаясь с полумраком, освещенным только редкими оконцами, выходившими на склон Палатинского холма, стояли: Кассий Херея; в тридцати шагах за ним - Понций Аквила; в шестидесяти - Сабин. Калисто, Луп и еще трое заговорщиков находились в ста шагах от поворота, где галерея раздваивалась. Каждый на своем месте, они стояли молча и неподвижно, когда в гулком переходе неожиданно послышались торопливые шаги какого-то человека. Первым насторожился Кассий Херея, находившийся ближе других к входу. Размышляя, кто бы это мог быть, он спиной прислонился к мраморной поверхности своего укрытия и затаил дыхание. Приближавшийся человек свернул в левый коридор и, не заметив Кассия, прошел мимо. Однако, когда его худая фигура попала в луч света, падавшего из окна, то у трибуна внезапно сжалось сердце, словно сдавленное рукой в железной перчатке. Человеком, спешившим к противоположному выходу, был его сын Луций. И как раз в это мгновение любимец Калигулы увидел впереди Корнелия Сабина, скрывавшегося за одной из колонн следующей арки.